Оливия Кулидж - Галльская война Цезаря

Возможно, он хотел только этого, но в моем случае получилось так, что я тогда поворачивался спиной к стихам и лицом к прозе. Месяц или два я просто горел желанием написать рассказ очевидца обо всей войне. Но оказалось, что самые тяжелые годы войны были еще впереди. Позже я был занят, и зимой так же сильно, как летом, и поэтому мало что делал для того, чтобы написать свой рассказ, разве что расспрашивал людей, с которыми был знаком.

Я мог бы забыть о своем намерении. Судьба распорядилась так, что во время осады Укселлодинума – последней осады в ту войну – я получил удар копьем, едва не оборвавший мою жизнь. В определенном смысле этих слов он действительно оборвал ее: моя военная служба закончилась, и большие гражданские войны, которые начались сразу после этой, шли без меня. Все, кто был моими друзьями в Галлии, во время этих войн погибли в сражениях или были убиты во время той резни побежденных, которая сопутствовала гражданским войнам. Я выжил лишь потому, что был больным, никому не известным калекой.

Здоровье подорвано, продвижению по службе настал конец, цель жизни полностью потеряна – так прожил я эти тридцать лет. Я стал всего лишь утомительным и скучным человеком, даже рассказы которого о прошлой войне почти все устарели, кроме двух или трех. Я не забыл о предложении Цезаря, но каким-то образом оказалось, что его собственный, мастерски написанный рассказ – это в точности то, что хотел сказать я. Может быть, я никогда бы не взялся за свой труд, если бы не встретился неожиданно с простым солдатом, которого когда-то знал. Его звали Вар.

Я сразу же узнал его. Вар лишился двух пальцев на той руке, которой держал меч. Нос у него был сломан, а через одну щеку сверху вниз шел шрам, из-за которого на ней образовались складки. Вар хромал, и шлем протер ему лысину на голове. Но он по-прежнему насвистывал сквозь зубы старую песню, которую мы когда-то слышали в Галлии.

– Да это Вар! – произнес я.

Он посмотрел на меня, склонив голову набок, как делал раньше, но не узнал.

– Я служил у Цезаря в Испании, Африке и Греции, – заговорил он, – был с Авлом Гиртием, когда его убили возле Мутины. А их, – он протянул вперед руку без двух пальцев, – потерял, сражаясь вместе с Октавианом против молодого Секста Помпея. После этого уже не мог держать меч как надо, вот и начал свое дело – у меня постоялый двор и почтовые лошади. Здесь много проезжает тех, кого я знаю. Нельзя ли хоть немного подсказать…

– Это было гораздо раньше всего того, о чем ты вспоминал, – сказал я. – В Галлии.

– Давно оно было. – Он снова бросил на меня косой взгляд снизу вверх, отчаянно стараясь припомнить, кто я такой. – Чудесным временем были эти дни в Галлии, самые прекрасные. Давно это было.

Я знал, что ужасно изменился, и то, что я не называю себя, нечестно.

– Помнишь Октавия? – спросил я. – Молодого военного трибуна, который собирался описать наши походы в книге?

Он вспомнил сразу же и, заливаясь смехом, потрепал по холке ближайшую из моих лошадей. Вар никогда не верил мне, когда я говорил о книге, думал, что я шутил, и, похоже, не смущался того, что считал это забавным.

– Я так и не написал ее, – сказал я. – Все было так запутано. Мы не видели всю войну целиком.

К моему удивлению, он ответил серьезно.

– Сам-то я не умею читать, – сказал он. – Никогда не учился. Но мой сын умеет и читает мне то, что написал Цезарь. Теперь мне ясно, что мы все тогда делали.

С наивностью невежды он хотел дать мне совет прочитать книгу Цезаря, явно думая, что я мог ничего не слышать о ней. Но от его слов в моем уме внезапно ожило старое честолюбивое желание написать книгу нового рода, опираясь на ту идеальную ясность, с которой Цезарь описал ход войны. Я когда-то пытался написать о том, что Цезарь был вынужден оставить за пределами своих записок. Но я должен был включить в свою работу и то, о чем он написал. В результате могло получиться пусть не такое сочинение, которое я желал написать тогда, но в нем были бы описаны лучшие годы моей жизни.

– Я не написал эту книгу, но теперь напишу, – сказал я Вару.

Алезия – Алезия

Амьен – Самаробрива

Безансон – Везонтио

Бибракт – Бибракс

Булонь – Ициум

Бурж – Аварикум

река Гаронна – Гарумна

Женева – Генава

Герговия – Герговия

Лангр – Земля лингонов

река Луара – Лигер

Марсель – Массилия

река Мёза – Моса

Нарбонна – Нарбо

Невер – Невиодунум

Орлеан – Генабум

Париж – Лютеция

Пуатье – Лемонум

река Рейн – Ренус

река Рона – Роданус

река Самбра – Сабис

река Сона – Арар

река Сена – Секвана

Санс – Агединкум

Укселлодинум – Укселлодинум

Вьенна – Виенна

Я начну свою книгу с триумвирата, потому что нашу Галльскую войну породил именно этот союз между тремя правителями – Помпеем, Цезарем и Крассом. Желание добиться власти в Риме побудило честолюбивого Цезаря ухватиться за случай, который представился ему в Галлии. Его блестящая победа там нарушила хрупкое равновесие, которое три правителя поддерживали между своими партиями. Так война в Галлии привела к другим войнам. Она вызвала катастрофу, погубившую Красса, когда тот попытался, соперничая с Цезарем, укрепить свою власть на Востоке. Из троих остались двое, и единственным выходом стала гражданская война. Помпей и Цезарь не могли делить друг с другом свой мир. А если бы они и пожелали это сделать, на раздел ни за что бы не согласились их сторонники. Может быть, будет честно сказать, что оба не хотели этого, поскольку понимали лучше кого-либо другого, что такое война.

Но ход событий был таким мощным, что оказался сильнее и нежелания правителей, и уз, которыми они соединили себя, чтобы держаться вместе. Галльская война – одно из этих событий, порожденное отношениями внутри триумвирата и повлиявшее на них. Иначе говоря, она является частью истории Рима настолько же, насколько – частью истории Галлии. Я начну свое описание событий с Рима, с года консульства Цезаря, когда мне самому исполнилось двадцать лет. Мой отец в первый раз взял меня с собой в Рим, и я увидел триумвиров.