Оливия Кулидж - Галльская война Цезаря

Никто не донес о вождях, что было странно. Но слухи продолжали поступать. То про одного, то про другого из вождей упоминали, что он был на тайной встрече или уезжал из племени, а это могло означать то же самое. Однако никто ни словом не обмолвился о том, что происходило на совещании. Вскоре Лабиен созвал вместе тех из нас, кто что-то знал об этом деле.

– Что стоит за этим? – спросил он в своей резкой отрывистой манере. – У вас есть какие-нибудь мысли на этот счет?

– За этим стоит клятва, – растягивая слова, медленно ответил Волусен, невозмутимый как всегда. – Большинство этих варваров предадут родного отца просто от злости, но у них есть клятвы, которые они боятся нарушить.

– И я так думаю, – согласился Лабиен. – А поскольку галлы дают клятву, если только задумали сделать что-то отчаянное, нам нужно выяснить, в чем тут дело.

– Кто там был? – спросил Децим Брут.

Мы стали называть имена, по одному или по два каждый, и постепенно наш перечень стал похож на список вождей племен, живущих к югу от Сены. У нас не было никакого способа проверить, кто из этих людей был назван по злому умыслу, а кто действительно был там.

– По крайней мере, теперь определены границы мятежа, – заметил Лабиен. – Из эдуев и тех, кто от них зависит, конечно, нет никого, и никого из бельгов.

– Не знаю: я слышал, Коммий тоже, – сказал Базил.

– Коммий! – Лабиен вздрогнул, словно кто-то уколол его. – Ничего нелепей не придумаешь!

– Коммий! – повторил за ним как эхо Волусен и чуть ли не хихикнул при этом. – Я поверил бы любому плохому слуху об этом негодяе и убийце. Подождите, пока я его поймаю!

В ответ на это Лабиен только пожал плечами: личная вражда Волусена и Коммия была хорошо известна. Но тут кое-что пришло мне в голову.

– Я слышал, что Коммий уезжал из своего племени, – рискнул я заговорить, – но не придал этому значения. Цезарь дал ему королевскую власть над атребатами, а в этом году он добавил к ним моринов. Коммий слишком многим нам обязан. И кроме того, мы все его знаем…

Действительно, мы все знали Коммия. Было бы непохоже на него, если бы он просидел всю зиму в своем королевстве. Он должен был носиться то туда, то сюда и делиться своими замыслами с людьми. Только казалось невероятным, чтобы его мысли могли быть чем-то вредны для римлян, от которых Коммий зависел.

– Коммий правит моринами и атребатами, – заговорил Децим Брут, думая вслух, – то есть у него в руках все побережье вокруг Булони. Его знакомства в Британии, как мы все видели, когда были там, делают его влиятельным человеком. Коммий, несомненно, разочаровался в Цезаре оттого, что Цезарь не продолжает завоевывать Британию.

Лабиен и после этого покачал головой и сказал:

– Коммий зависит от нас, потому что мы дали ему королевскую власть. А он не дурак.

– Был ведь Тасгетий, который тоже зависел от нас, и собственный народ убил его. Может оказаться более разумным повести своих соотечественников на восстание и быть героем, любимым в народе.

– Нужно получить больше доказательств, – заявил Лабиен. – Но я клянусь: если Коммий стал предателем, я его не помилую.

– И я тоже. Это будет большое удовольствие, – шепнул мне на ухо Волусен.

К нашему удивлению, – хотя мы догадывались, что Коммий не умеет хранить тайну, – новые доказательства появились. Мы, правда, так никогда и не узнали, был он или нет на той таинственной встрече вождей. Но Коммий начал ездить по соседним племенам бельгов и делал им по секрету намеки и предложения, которые не допускали двух толкований. После прошедшего лета ни у кого из бельгов недоставало боевого духа для восстания, но в каждом племени были горячие головы. Им-то Коммий в туманных выражениях обещал великие дела. Он также заявлял, что в Риме идет гражданская война и в этом году Цезарь, разумеется, не приедет в Галлию из-за Альп. Он клал собеседникам руку на плечо и доверительным тоном говорил, что помощники Цезаря – плохие военачальники.

У Лабиена эти известия вызвали яростный гнев, который стал еще сильнее оттого, что Коммий встревожил его: если в Галлии действительно возник заговор, нам было жизненно необходимо не дать ему охватить еще и бельгов. Цезарь еще никогда не боролся с обеими восставшими половинами Галлии сразу. Коммий благодаря своему характеру имел большое влияние на племена, а то, что он – бывший друг Цезаря, должно было еще усилить это влияние. Но прежде всего Лабиена возмущало то, как отвратительно и низко поступил Коммий: этот человек только ради собственной выгоды – насколько мы знали, других причин у него не было – пытался предать тех, кто был ему друзьями. Если бы Коммий оказался во власти Лабиена, наш военачальник казнил бы его так же, как казнили Акко. Но это было невозможно: Коммий был слишком хитер, чтобы довериться нам и приехать в Санс, и в ответ на просьбу об этом прислал свои извинения.

Тогда Волусен взял это дело в свои руки и пришел к Лабиену с предложением убить Коммия, который, как Волусен всегда утверждал, пытался убить его. Лабиен – так, по крайней мере, сказал мне Волусен – согласился, что этот пес-предатель не заслуживает ничего лучшего. Однако он сомневался, что кого-нибудь можно убедить сделать это.

– Я сделаю это сам, если ты дашь мне разрешение, – сказал Волусен.

Лабиен вздрогнул при этих словах: он рассчитывал нанять какого-нибудь галла, а не открыто использовать легионеров в таком сомнительном деле. Это будет выглядеть некрасиво.

– Разве важно, как все выглядит? – заявил ему Волусен. – Это припугнет бельгов. Если заговор, который мы подозреваем, разрастается по всей Галлии, мы должны позаботиться о себе. Коммий не заслуживает, чтобы с ним церемонились.

В конце концов Лабиен согласился. Он был смелым, упорным и безжалостным человеком, и результаты для него были важнее средств, которыми они были получены. Пусть то, что он предполагал сделать, было не слишком красиво, он считал, что Коммий получит по заслугам. И Лабиен отправил к Коммию человека с таким сообщением: если вождь не может приехать в Санс, он, Лабиен, хотел бы, чтобы тот встретился с одним из его офицеров для совещания. Его беспокоит положение в Галлии: до него дошли некоторые слухи, которые он хотел бы обсудить со своим верным другом Коммием. Если тот назначит время и место встречи, Лабиен направит к нему посланца.

Переговоры между обеими сторонами долго продолжались в таком же духе. Коммий, несомненно, понял, что ему не доверяют. Условия встречи были оговорены формально до мельчайших подробностей: по столько-то сопровождающих с каждой стороны и перемирие между сторонами. Так встречаться могли бы те, кто уже воюет друг с другом.

– Любопытство заставит его прийти, – заверил нас Волусен.