Национальный эпос армянского народа - Давид Сасунский

– Чужой злой человек придет – дверей не отворяйте. Паломник придет, нищий, голодный придет – двери откройте и накормите!

На рассвете Давид и Оган воротились в Сасун.

Восстановил Давид храм, некогда воздвигнутый отцом его, и остепенился.

Он уж более не проказил, не обижал малышей, не грубил старшим, никому ничем не досаждал. Сасунцы говорили друг другу:

– Давид уже не шальной лоботряс. Он вылитый Львораздиратель Мгер, весь в отца пошел!

Дошла до Мсра-Мелика весть: «Давид взошел на Цовасар, снес воздвигнутую Мгером стену, восстановил тобою разрушенный храм Богородицы-на-горе, похвалялся: «Я Мсыру не данник. Мсыр – Мсра-Мелику, Сасун – Давиду Сасунскому!»

Как услыхал про то Мсра-Мелик, озлился, брызнул слюной, с упреком обратился к Исмил-хатун:

– Ах, матушка! Хотел я убить подлого этого сироту, а ты не дала. А теперь видишь, что он натворил?

– Ничего, сынок, ведь вы – братья! – молвила Исмил-хатун. – Пускай Мсыр будет твой, а Сасун – Давидов! Ты на него войной не ходи! Вы – братья!

Созвал Мсра-Мелик меджлис, созвал мудрецов и обратился к ним за советом, как Сасун разорить, как с Давидом покончить.

Был в меджлисе удалой пахлеван по имени Козбадин. Встал он и речь произнес.

– Много лет тебе здравствовать, царь! – сказал он. – Такому доблестному, славному и державному царю, как ты, не подобает самому идти войной на гяура. Отряди со мной тысячу пахлеванов – я пойду к сасунцам.

Семилетнюю дань соберу я с них:

Одномастных коней, резвоногих, лихих,

Сорок золотом чистым набитых вьюков,

Сорок дойных коров, упряжных быков,

Сорок женщин высоких – верблюдов грузить,

Сорок ростом поменьше – чтоб жернов крутить,

Сорок дев, чтоб натешился ими ты всласть,

Сорок телок упитанных – и чтоб под масть!

– На придачу, – примолвил Козбадин, – убью шалого Давида, а его голову тебе в дар принесу.

– Нет, мне этого мало! – объявил Мсра-Мелик. – Разрушь Богородицу-на-горе, восстанови стену вокруг моего Цовасара.

Козбадин ему на это молвил с поклоном:

– Мой властелин! Раз ты повелел, считай, что Богородицу-на-горе я уже снес, а цовасарскую стену восстановил.

– Храбрый Козбадин! – сказал ему на это Мсра-Мелик. – Коли так, даю тебе полную волю: набери, сколько надо, войска, возьми, сколько надо, оружия, иди на Сасун, собери дань за семь лет, принеси мне ее, а на придачу – голову шального Давида, чтоб от сердца у меня отлегло. Добром отдадут – бери, не отдадут – Сасун разори, мешки с землею сасунской навьючь на сасунских коней, на сасунских беременных женщин сасунские камни навьючь и все это доставь в Мсыр.

– Много лет тебе здравствовать, царь! – сказал Козбадин. – А мне что ты за это дашь?

– А чего бы тебе хотелось?

– Твоего коня-шестинога.

– Дам тебе моего коня-шестинога да еще полцарства в придачу.

– Уууххх!..

У Козбадина дух захватило от радости. Собрал он рать и во все концы разослал глашатаев, чтобы они славили нашествие его на Сасун. Мсырские женщины хоровод стали водить, песню затянули:

Идет на Сасун удалой Козбадин -

Так ему повелел Мсра-Мелик – властелин.

У сасунцев отнимет он все их добро -

Мы разрядимся в золото и в серебро.

Много дойных коров пригонит он в Мсыр -

Будем масло сбивать и варить будем сыр.

Разорви, Козбадин, ты Давида в клочки,

И да будут все дни твоей жизни легки!

Одна мужа своего ругает на чем свет стоит, другая, глядя на нее, – единственного сына:

– А, чтоб ты подох! Чего дома сидишь, бездельник? Вставай, иди на войну, иди на Сасун, а домой возвращайся с добычей!

Жила-была в Мсыре старуха – ее когда-то давно из Сасуна сюда пригнали. Мыла она в ручье шерсть, смотрит – идет Козбадиново войско. Она и крикни ему вслед:

Эй, Козбадин, бахвал, хвастун!

Как зверь, ты мчишься на Сасун.

Коль на Давида нападешь -

Побитым псом домой придешь.

Козбадин меч выхватил, замахнулся на старуху. Тут женщины закричали, старуху обступили, сказали Козбадину:

– Ты что ж это, на беззащитной старухе удаль свою показываешь? Коли ты такой храбрый, поезжай, Давида лучше убей!

Козбадин и военачальники его – Чархадин, Бадин и Судин – с тысячью пахлеванов выступили в поход.

Дошли до сасунской границы, на поле Леранском разбили шатры. Взял с собой Козбадин военачальников своих, сорок могучих пахлеванов на сорока верблюдах, вступил в Сасун, вошел в Оганов дворец и такую речь там повел:

– Послушайте, что я вам скажу, отцы города Сасуна! Мсра-Мелик послал меня собрать с вас дань за семь лет, а на придачу велел он голову шалого Давида ему привезти.

Задрожали от страха колени у Горлана Огана. Велел он зарезать быков и баранов, роскошный пир незваным гостям устроил.

– Вы тут пока отдохните, – сказал он, – а я тем временем дань соберу да поищу Давида.

– Живо! – возгремел Козбадин.

Разве Горлан Оган был изменником? Разве способен он был Давидову голову Мсра-Мелику отдать, загасить светоч сасунскйй? Нет, он боялся, что Давид, узнав о нашествии Козбадиновой рати, вскипит, вызовет Козбадина на единоборство, разозлит Мсра-Мелика и обрушит на отчий край еще горшие беды. Пошел Горлан Оган к хромому попу – Давид у него псалмы читал. Оган обманул Давида, сказал:

– Хочется мне, мой мальчик, съесть шашлык из дикого барана. Сходи-ка в горы, убей дикого барана – мы его съедим.

– С радостью, дядя!

Не знал Давид, какая беда посетила Сасун. Взял он лук, стрелы и пошел на охоту.

А Горлан Оган и Пачкун Верго пошли по городу, отобрали сорок девушек, сорок женщин рослых, сорок женщин низкорослых и заперли в большом сарае. Потом отобрали сорок коней, сорок телок, быков и коров и заперли в других сараях. А потом вошли в главную сасунскую сокровищницу, чтобы отмерить сорок вьюков золота.

Козбадин, Бадин, Чахардин и Судин сидели, ноги поджав, на ковре.

Горлам Оган чувалы держал, а Пачкун Верго ящиком отмерял сасунское золото и ссыпал его в мсырские чувалы.

В это время мсырские воины ворвались в Сасун. Дома грабили, жен и дев уводили.

А Давид охотился в дальних горах.

В полдень убил он дикого барана, взвалил себе на спину и направился в город. По дороге залез в огород к старухе. Давид любил репу – за это его прозвали сасунским шалым репоедом. Залез он в огород, добычу положил наземь, стал наконечником копья репу выкапывать.

Выкапывает да ест.

А старуха Давида искала. Зашла в огород, да как увидела, что Давид репу уминает, заплакала в три ручья и сказала:

– Прах тебя, малый, возьми! Недостоин ты сыном своего отца называться!

Чтобы мне своими руками сшить тебе саван, чтобы твою душу архангел унес, шалый ты репоед сасунский!

– Нанэ! – молвил Давид. – Неужели у тебя из-за двух несчастных головок репы поворачивается язык так меня клясть?