Дэн Симмонс - Черные холмы

За Спирфишем (где, как всегда представляет себе Паха Сапа, жирная форель в садках с ужасом ждет возвращения Калвина Кулиджа) он направляется на север к Бель-Фуршу, но, не доезжая до него, сворачивает налево на грунтовой хайвей № 24. Крохотный белый дорожный знак, который сообщает ему, что он приехал в Вайоминг, прочесть трудно, потому что он прострелен ружейными пулями и дробью.

Он поехал сюда, а не в Монтану, потому что хочет еще раз увидеть Мато-типи — то, что вазичу назвали «Башня дьявола». Он привозил сюда Роберта в один из их турпоходов, мальчику тогда было восемь.

Гора высотой восемьсот шестьдесят семь футов с широкой, плоской вершиной и ребристыми склонами похожа на окаменевший пенек, если придерживаться масштаба каменных гигантов вазичу. Это самое священное место для кайова, которые называют его Т’соу’а’е — «Сверху на скале», но все племена позаимствовали историю кайова о том, как гигантский медведь преследовал семь сестер, которые, спасаясь от него, прибежали к пеньку, и тогда ваги пенька сказал: «Прыгайте на меня». Когда девушки запрыгнули на пенек, тот начал расти, гигантский медведь бешено колотил лапами и рвал пенек когтями, оставляя на нем вертикальные канавки, которые и теперь можно увидеть на громадной скале.

Девушки, разумеется, не могли спуститься, пока там был медведь (а медведь никуда не уходил), и Вакан Танка разрешил сестрам подняться на небо, где они стали созвездием, которое у вазичу называется Плеяды. (Хотя некоторые кайова и по сей день утверждают, что сестры стали семью звездами Большого Ковша. Паха Сапа всегда считал, что кайова своим воображением восполняют то, чего им не хватает в логике.)

Паха Сапа и Роберт посетили Мато-типи в 1906 году, в тот самый год, когда президент Тедди Рузвельт объявил башню первым национальным памятником Америки. Против этого формально возражали не только кайова, но лакота, шайенна, арапахо и кроу; тогда Служба национальных парков — которая контролировала все подступы к прежде священному месту — наняла этнографов, которые заявили (Паха Сапа помнит, как читал их заявление в Рэпид-Сити совсем недавно, всего два года назад, в 1934 году): «Весьма маловероятно, что какое-либо из племен находилось на территории национального памятника „Башня дьявола“ настолько долго, чтобы это место могло занять важное место в их жизнях или в их религии и мифологии».

Паха Сапа улыбнулся — он мог себе представить, как бы смеялся Сильно Хромает, если бы услышал это. Каменная башня не только многие поколения присутствовала в историях разных племен (Сильно Хромает рассказывал Паха Сапе и другим мальчикам не менее десяти разных историй о семи сестрах и этом месте), но этнографы, в отличие от Сильно Хромает и даже Роберта, не учли, как быстро вольные люди природы и другие племена могут создавать новую мифологию о новом месте обитания, в котором они оказались, а потом принимать эту мифологию — или новый взгляд на реальность — как основополагающую в своем мировоззрении.

Его потрясает, что теперь на грунтовой дороге, ведущей к башне, стоит шлагбаум и человек в униформе служителя парка и шляпе в стиле Первой мировой требует пятьдесят центов за въезд. Но Паха Сапа разворачивается и уезжает — он насмотрелся на башню, подъезжая к парку, и не собирается платить столько же, сколько он когда-то платил за вход на Всемирную выставку, за то, чтобы увидеть обнажение породы, похожее на гигантский пенек. Ему приходится немного вернуться и свернуть на дорогу округа, которая представляет собой всего лишь две направляющиеся на север колеи в прерии, пересекающиеся с хайвеем № 212 в Монтане. Здесь, на этих колеях, нет никаких знаков, которые известили бы его, когда он выехал за границы Вайоминга и оказался в Монтане. Это произошло где-то за городком (состоящим из одного магазина и бензозаправки), называющимся Рокипойнт.

Паха Сапа останавливается на перекрестке, чтобы купить кока-колу. Тут, среди бесконечной прерии и холмов, стоит единственное здание, свидетельствующее о том, насколько пустынна эта часть Вайоминга-Монтаны. С деньгами, извлеченными из кофейной банки и засунутыми теперь в его задний карман, он чувствует себя богачом.

Мальчик за прилавком — глуповатого вида вазичу. Беря у Паха Сапы никель, он наклоняется над потрескавшимся деревянным прилавком и заговорщицки шепчет:

— Эй, вождь, хочешь посмотреть одну классную вещь?

Паха Сапа одним глотком, закинув голову, выпивает кока-колу. После долгой езды и пыли на дороге Вайоминга его одолевает жажда. Мальчик заговорил с ним шепотом, поэтому он тоже отвечает шепотом:

— Я знаю… двухголового теленка.

— Не, это кое-что получше. Оно такое историческое. Об этом не знает никто, кроме тех, кто здесь живет.

Историческое. Паха Сапа любитель всего исторического. И еще, как понимает он теперь, его жертва. (Впрочем, как и все остальные.)

— Сколько это будет стоить? И сколько займет времени?

— Всего еще один никель. И несколько минут ходьбы. Ну, не больше десяти.

Паха Сапа, чувствующий себя в последние дни богачом, посылает еще два никеля по прилавку — один за новую банку холодной кока-колы, другой — за историю.

На самом деле идти от магазина приходится минут пятнадцать. У мальчишки, видимо, какие-то проблемы с координацией движений — идет он, как неумело управляемая марионетка: колени подогнуты, руки уперты в бока, ноги в ботинках выписывают непонятные кренделя. Но все же ему удается провести Паху Сапу через поле, на котором пасутся два быка, поглядывающие на них с убийственной ненавистью в глазах, потом через забор из колючей проволоки и вверх по склону небольшого холма, на вершине которого растет несколько сосенок, потом вниз к широкой долине, поросшей низкой травой.

— Вот оно. Ну что — класс?

Паха Сапе несколько мгновений кажется, что это шутка умственно отсталого мальчика, но потом он видит старые следы колес и выбоины в низинке, старые колеи, оставленные колесами фургонов, тянутся от низкого хребта на восточном горизонте до еще более низкого вдали на западном.

Мальчик запускает большие пальцы за подтяжки, превращаясь в олицетворение гражданской гордости.

— Эти колеи оставил генерал Джордж Армстронг Кастер. Это когда он вел тута Седьмой кавалерийский. Давным-давно это было. Фургоны, скот, запасные кони, даже жену с собой взял, как говорят… Вот это был цирк! Наверное, ты бы не прочь это увидеть, вождь?

— Это стоило никеля, сынок. Кастер тут и в самом деле побывал.

Паха Сапа допивает остатки второй колы и швыряет бутылку в направлении колеи. Она пролетает над острыми листьями юкки и других тщедушных кустиков.

Парнишка вскрикивает «Хей!» и бегом кидается за бутылкой. Он приносит ее на вершину холма, как верный, хотя и немного рассерженный, расхлябанный и глуповатый лабрадор-ретривер.