Колин Маккалоу - Падение титана, или Октябрьский конь

Брут удивленно взглянул на зятя. И невольно вспомнил тот день, когда Цезарь пришел в дом его матери, одетый как великий понтифик, и спокойно объявил, что собирается выдать Юлию за Помпея. Брут потерял тогда сознание. Не столько от шока — он так любил ее! — сколько страшась материнского гнева. Цезарь совершил непростительное, отверг Сервилия Цепиона в пользу Помпея Магна, мужика из Пицена. О, как она разъярилась! И конечно, винила во всем не Цезаря, а Брута. До сих пор у него все дрожит, когда он об этом вспоминает.

— Ничто и никогда, — наконец уверил он Кассия. — Это врожденное качество.

— Тогда, возможно, остается одно — пырнуть его ножом в грудь, — сквозь зубы проговорил Кассий.

Прыщи на лице не позволяли Бруту бриться, он просто стриг свою черную бороду как можно короче, волосок к волоску. При этих словах он почувствовал, как каждый из них встает дыбом.

— Кассий! Даже не думай об этом! Никогда! — прошептал он в ужасе.

— Почему нет? Долг каждого свободного человека — убить тирана.

— Он не тиран! Это Сулла был тираном!

— Тогда придумай ему другое имя, — фыркнул Кассий.

Он посмотрел на исхудавшее лицо Брута. Пусть фурии заберут Сервилию за то, что она превратила своего сына в такой кисель! Потом пожал плечами.

— Не падай в обморок, Брут. Забудь мои слова, я ничего не говорил.

— Обещай, что ты не сделаешь этого! Обещай мне!

Вместо ответа Кассий отправился в свои комнаты и там ходил из угла в угол, пока его гнев не утих.

Еще до Тарса к Цезарю прибились несколько раскаявшихся республиканцев. Все они были прощены, как и Кассий, не испытав унижения, не услышав задевающих их достоинство слов. В Антиохии прятался молодой Квинт Цицерон, в Тарсе — его отец. Эти двое для Цезаря значили больше других. Но ни один из них не пожелал принять участие в кампании против Фарнака.

— Я бы вернулся в Италию, — вздохнув, сказал Квинт-старший. — Мой глупый брат все еще томится в Брундизии, обмирая от страха и не отваживаясь куда-либо ехать. Теперь даже Греция его страшит. — Карие глаза смотрели печально. — Как бы там все ни складывалось, Цезарь, ты был для меня замечательным командиром. Когда пришло время, я не мог поднять оружие против тебя, что бы ни говорил мне Марк. — Он распрямил плечи. — Мы жутко поссорились в Патрах перед его отъездом в Брундизии. Ты знал, что Катон пытался принудить его возглавить республиканские силы?

Цезарь засмеялся.

— Это сюрприз. Катон для меня загадка. Обладая невероятной силой убеждения, он так и не сформировал своих собственных убеждений. И любыми путями отказывается брать на себя ответственность за свои же поступки. Это ведь он заставил Магна выбрать не мир, а войну. А когда Магн упрекнул его в этом, Катон дерзко заявил, что начавший дело должен его и закончить. Он имел в виду нас, военных. Катон считает, что политики не порождают войн. А это значит, что он не понимает природы власти.

— Мы таковы, какими делает нас воспитание, Цезарь. Как ты этого избежал?

— Моя мать была достаточно сильной, чтобы противостоять мне, не раздавив меня при этом. Она одна на миллионы, я думаю.

Итак, оба Квинта помахали ему на прощание рукой, и Цезарь тронулся в путь с довольно приличным войском: два сицилийских легиона, плюс шестой, плюс преданные германцы, которые уже так давно покинули дебри своих туманных лесов, что перестали об этом и думать.

Десять тысяч футов для гор Анатолии вовсе не максимальная высота, и перейти через них невозможно. Но имелись проходы. Киликийские ворота были одним из таких коридоров с узкой, крутой дорогой, едва пробивавшейся через сосновые заросли. В каждой расщелине ярятся каскады талой, сбегающей сверху воды; ночи холодные. Но Цезарь знал, как бороться с мелкими неприятностями вроде низких температур и большой высоты. Надо всего лишь подгонять армию, чтобы, возведя вечером временный лагерь, солдаты падали от усталости. Тогда они не будут чувствовать холода, а высотное головокружение поможет им крепко уснуть. Он настаивал, чтобы лагеря строились по всем правилам, ибо не имел информации, где может сейчас находиться Фарнак. В своем единственном письме Кальвин сообщил ему лишь то, что он определенно покинул Киммерию, но о его дальнейшем маршруте можно было только гадать.

Пройдя перевал, армия спустилась к плато, походившему на чашу в центре анатолийских пространств. В это время года холмы покрывались сочной зеленой травой. Идеальное пастбище для лошадей. И как заметил Цезарь, лошадей было очень много! Ликаония — не Галатия.

Иконий, главный город Ликаонии, прижавшийся к южному подножию горной цепи Тавр, располагался на пересечении многочисленных торговых путей. На севере, за плато, находились Галатия и Западный Понт. Один торговый путь вел в Каппадокию и оттуда к Евфрату. Другой, через Киликийский проход, — к Тарсу, в Сирию и к восточному побережью Нашего моря. Третий — в провинцию Азия и оттуда к Смирне, к Эгейскому морю. Четвертый — в галатийскую Анкиру и дальше к Эвксинскому морю. И наконец, пятый путь пересекал Вифинию, Геллеспонт и оттуда шел в Рим, уже по Эгнациевой дороге. Двигались по этим путям в основном караваны, длинные вереницы верблюдов, лошадей и мулов в сопровождении хорошо вооруженных охранников, напряженно высматривающих, нет ли где-либо засады, ибо к этим дорогам нередко наведывались отряды грабителей из племен, обитающих в глухих лесах. Караван мог быть римским, снаряженным азиатскими греками, киликийским, аравийским, армянским, мидийским, персидским или сирийским. Иконий видывал во всех видах и дорогую крашеную шерсть, и мебель, и красное дерево, и вино, и оливковое масло, и краски с пигментами, и обитые железом галльские колеса, и железные сеялки, и мраморные статуи, и стекло из Путеол. Все это двигалось на восток. На запад текли ковры, гобелены, олово для изготовления бронзы, медные сеялки, урюк, ляпис-лазурь, малахит, кисти из верблюжьих волос, меха, каракуль и высокосортная кожа.

Что Иконию не нравилось — это армии, то и дело его обступавшие. Так и произошло в середине июля. Из Тарса пришел Цезарь с тремя легионами и германской кавалерией, из Пергама — Кальвин с четырьмя римскими легионами. А огромным количеством лошадей усеял пастбища царь Деиотар, прибывший сюда из Галатии с двухтысячной конницей. Кальвин должен был обеспечить всю эту орду едой, за исключением галатийцев, которые привезли пищу собой.

Кальвин лопался от информации.

— Когда Фарнак вернулся в Киммерию, у Асандера хватило ума применить тактику Фабия, — сообщил он Цезарю в личной беседе. — Куда бы его родитель ни кинулся, Асандер всегда был на шаг впереди. В конце концов Фарнак решил, что Асандера ему не поймать, снова посадил свое войско на корабли и поплыл по Эвксинскому морю к бедному Амису, чтобы вторично ограбить его. А затем засел в Зеле. Эта часть Понта мне незнакома. Я только слышал, будто там неплохая дорога от Эвксинского побережья, проходящая около Амазеи, усыпальницы древних понтийских царей. Еще я слышал, что земля там помягче, чем та, которую мы нашли в Малой Азии в декабре и январе.