Гюнтер Грасс - Траектория краба

Оно состоялось в марте сорок третьего. Сталинград уже был проигран. Линии фронта поползли назад. Контроль над воздушным пространством Рейха был давно утрачен, поэтому война приблизилась и к этим краям, хотя целью для бомбардировщиков Восьмого американского военно-воздушного флота служил не соседний Данциг, а Готенхафен. Сгорело госпитальное судно «Штутгарт». Была потоплена плавучая база подводных лодок «Ойпен». Затонули в результате прямых попаданий несколько буксиров, финский и шведский пароходы. Получил повреждения стоявший в. доке грузовой транспорт. «Вильгельм Густлофф» отделался дырой на обшивке правого борта. Причиной стала разорвавшаяся в воде неподалеку бомба. Пришлось постоять в ремонтном доке. Затем «плавучая казарма» совершила пробный выход в Данцигскую бухту, где подтвердила свою мореходность.

Капитана лайнера звали теперь уже не Бертрам, а как когда-то, во времена СЧР, Петерсен. Экстренные сообщения о победах отсутствовали, зато сводки информировали об отступлениях на всех участках восточных фронтов, Ливийскую пустыню также пришлось оставить. Все меньше подводных лодок возвращалось из боевых походов. Ковровыми бомбардировками разрушались города, но Данциг с его высокими крышами и башнями еще стоял целый. Столярная мастерская в предместье Лангфура продолжала бесперебойный выпуск оконных рам и дверей для бараков. В эту пору, когда дефицитом стали не только экстренные сообщения, но и масло, мясо, яйца, даже стручковые и бобовые культуры, Тулла Покрифке начала работать в качестве военнообязанной трамвайным кондуктором. Она впервые забеременела, однако устроила выкидыш, совершая прыжки с трамвайной подножки на маршруте между Лангфуром и Оливой: мать рассказывала об этих прыжках перед остановками так, словно это были спортивные упражнения.

Произошло и еще кое-что. Поскольку Швейцария опасалась оккупации со стороны все еще могущественного соседа, Давида Франкфуртера перевели из тюрьмы кантона Кур в тюрьму одного из франкоязычных кантонов — как указывалось, ради его же безопасности; а командир двухсотпятидесятитонной подлодки M-96, капитан третьего ранга Александр Маринеско получил под свое начало новую ПЛ. За два года до этого он потопил транспортное судно водоизмещением семь тысяч тонн; так следовало из его рапорта, но советское командование флота оценило водоизмещение потопленного судна всего в тысячу восемьсот тонн.

Новая подлодка С-13, о которой Маринеско так долго мечтал в своих трезвых или пьяных грезах, принадлежала к классу «Сталинец». Вероятно, судьба, нет — случай, нет — строгие условия Версальского договора помогли Александру Маринеско стать командиром этой ПЛ, созданной по последнему слову военной техники. После Первой мировой войны Рейху было запрещено строить подлодки, поэтому верфь «Крупп-Германия» в Киле и бременское акционерное общество «Шифмашиненбау», воспользовавшись собственными чертежами и заказом ВМС Рейха, дали подряд гаагской фирме «Ingenieurs Kantoor voor Scheepsbouw» на строительство сверхсовременной океанской подлодки. Позднее серийное производство других ПЛ класса «Сталинец» осуществлялось уже на советских верфях в рамках германо-советского сотрудничества, в результате чего незадолго до нападения Германии на Советский Союз подлодка C-13 вошла боевой единицей в состав Краснознаменного Балтийского флота. Каждый раз, выходя в поход со своей плавбазы «Смольный» в финском городе Турку, С-13 имела на борту десять торпед.

Проявив изрядную компетентность в области судостроения, мой сын заявил на своем сайте, что подлодка, окончательно спроектированная в Голландии, являлась эталоном «немецкого качества». Вполне возможно. Пока что капитану Маринеско удалось лишь потопить в прибрежных водах Померании океанский буксир «Зигфрид». После того как три торпеды прошли мимо цели, подлодка всплыла и расстреляла буксир из носового орудия калибром 100 мм.

Оставим теперь лайнер там, где он, если не считать воздушных налетов, находится в относительной безопасности, и вернемся, следуя траектории краба, к моим личным невзгодам. Нельзя сказать, что мне с самого начала стало ясно, во что впутался Конрад. По моему первому впечатлению, речь шла о безобидных юношеских эскападах, которыми он разражался в Интернете, например по поводу сравнения туристических программ СЧР, сделанных из пропагандистских соображений весьма дешевыми, со стоимостью нынешних карибских круизов на современных роскошных лайнерах или с туристическими путешествиями, предлагаемыми фирмой «ТТЛ», при этом, разумеется, от сравнений выигрывал «бесклассовый» «Вильгельм Густлофф» с его путешествиями к норвежским берегам, а также другие суда флотилии Германского трудового фронта. Вот где был истинный социализм, восторженно заявлял он на своем сайте. Дескать, у коммунистов в ГДР так и не вышло устроить нечто подобное. По его словам, их эксперимент закончился неудачей. Они не сумели даже толком достроить после войны огромный комплекс СЧР на острове Рюген, который рассчитывал принимать в мирные времена 20 000 отпускников.

Он требовал «считать остатки этого комплекса СЧР историческим памятником и обеспечить ему соответствующую охрану!», споря со своим, фиктивным, как я долгое время думал, оппонентом Давидом о будущем не только национальной, но и социалистической «народной общности». Он цитировал как Георга Штрассера, так и Роберта Лея, идеям которого по школьной привычке ставил оценку «отлично». Он говорил о «здоровом теле нации», на что Давид возражал, напоминая о «социалистической уравниловке» и называя Лея «вечно пьяным краснобаем и прожектером».

Изучая в чате этот не слишком увлекательный диалог, я пришел к следующему выводу: чем больше мой сын восхищался организацией СЧР как проектом с далекой перспективой и чем больше он одобрял, несмотря на все недостатки, усилия рабоче-крестьянского государства по созданию туристическо-курортного социалистического рая, тем отчетливее слышался голос его бабки. Стоило мне лишь зайти в чат Конни, как в ушах у меня тотчас начинало звучать неуемное нытье этой «вечно вчерашней» старухи.

Именно так агитировала мать и меня, и других. До моего ухода на Запад мне частенько доводилось слышать тирады последней из тех, кто сохранил верность товарищу Сталину, которые произносились за нашим кухонным столом: «Вот что я вам скажу, дорогие товарищи, как с самых низов начинал наш Вальтер Ульбрихт, который был учеником столяра, так с учения столярному делу начинала и я, провонявшая столярным клеем…»

После отставки Первого секретаря у нее возникли проблемы. Не столько из-за моего бегства из ГДР, сколько из-за того, что назвала преемника Ульбрихта «жалким кровельщиком» и что всюду ей мерещились ревизионисты.