Розалинда Лейкер - Золотое дерево

Элен было неимоверно трудно сдерживать ребенка, запирая дочь в тесном пространстве нескольких маленьких комнат, которые они занимали. Жюльетта, резвая и общительная по натуре, любила гулять на свежем воздухе и стремилась как можно чаще бывать на улице, страдая от того, что свобода передвижения по дому была строго ограничена. В результате всех этих запретов и скуки, которую она испытывала, сидя взаперти, поскольку из-за небольшой простуды мать не выпускала ее на улицу, Жюльетта стала особенно капризной и непослушной. Однажды вечером, когда ей надо было уже идти спать, девочка не подчинилась приказу матери и решила спрятаться на первом этаже в шкафу, стоявшем в кабинете Анри. Если бы ей не запретили бывать в комнатах дяди и тети, в которых она прежде свободно играла, ей и в голову не пришло бы. прятаться там. Выйдя из повиновения, девочка решила нарушить запрет и забралась в святая святых покоев дяди, отомстив своим поступком за нанесенную ей обиду.

Только она успела спрятаться, как дверь кабинета отворилась, и Жюльетта с ужасом увидела, что в комнату вошла вовсе не мать, разыскивавшая ее, а дядя Анри. Пол заскрипел под его тяжелыми шагами, и он начал прохаживаться у стола. С ним был еще один человек, он сел в кресло рядом с письменным столом дяди, послышался звон бокалов и бульканье вина, наливаемого из графина.

Разговор двух взрослых мужчин не представлял для Жюльетты никакого интереса. Ей было очень неудобно сидеть в тесном шкафу, ей так хотелось оказаться сейчас в своей теплой уютной постельке! В конце концов расстроенную Жюльетту сморил сон.

Мать нашла девочку только через час, после того как сбилась с ног, разыскивая ее, и вволю наплакалась. Пожалуй, ей так и не удалось бы найти Жюльетту, если бы девочка во сне не прислонилась к дверце шкафа, и та не приоткрылась так, что спящего ребенка было видно с порога. Жюльетта чувствовала сквозь сон, как мать раздевает ее, укладывает в постель, но через некоторое время ее все же окончательно разбудил громкий сердитый голос дядя Анри, вернувшегося из гостей и узнавшего от слуг, что девочка была в его кабинете. Он вызвал Элен в гостиную и начал кричать на нее.

— Не смей повышать на меня голос и говорить со мной подобным тоном! — осадила его Элен. Ей было непонятно, почему безобидная шалость ребенка привела деверя в такую ярость. — Она причинила какой-нибудь вред твоему имуществу? Что-нибудь разбила или сломала, проникнув в кабинет?

— Речь не об этом! Я категорически запретил тебе пускать дочь в те помещения, которые занимаю я. И вдруг оказывается, что ты разрешаешь ей вытворять в моем доме…

— Это не твой дом, Анри. Этот дом принадлежит Габриэль, он — ее собственность, хотя я признаю твое право запрещать входить посторонним людям, в том числе и моему ребенку, в твой кабинет, который, кстати, тоже является частью собственности Габриэль.

— Я хочу утром поговорить с Жюльеттой.

— Только в моем присутствии и только, если ты дашь мне слово, что не будешь кричать на нее так, как кричал на меня.

Когда на следующее утро сразу после завтрака дядя Анри пришел, чтобы поговорить с ней, Жюльетте хотелось спрятаться за пышные юбки матери, но понимая, что она уже большая девочка и не должна вести себя так нелепо, малышка сделала реверанс, как ее учили здороваться со взрослыми. Дядя улыбнулся ей, но его глаза были холодными, словно лед, а рука, которой он похлопал девочку по плечу, усевшись в кресло, слишком тяжелой и неласковой.

— Маленькие девочки должны быть послушными, Жюльетта. На все есть свои причины, в том числе и на то, что тебе не разрешают входить в мой кабинет. Ведь там находятся важные деловые бумаги, касающиеся Дома Рошей, которые нужно, как зеницу ока, хранить от чужих глаз.

— Я ничего там не читала. У меня есть свои книги для чтения.

— Я это знаю, — сказал Анри, стараясь быть терпеливым с ребенком, но его раздражение выдавало нервное постукивание пальцев по подлокотнику кресла. — Кроме документов важные деловые тайны можно узнать из разговоров, которые происходят в моем кабинете. Мне бы не хотелось думать, что подслушанное тобой может выйти за порог этой комнаты.

— Я не знаю, о чем вы говорили. Я не слушала. Простите меня за то, что я без спросу залезла в ваш шкаф. А теперь, можно я пойду?

Дядя Анри потрепал ее по щеке.

— Конечно. Я уверен, что ты в сущности действительно хорошая девочка. На этот раз я прощаю тебя, но впредь не приближайся к моему кабинету. Ты все поняла?

— Да, дядя Анри.

Жюльетта быстро забыла об этом инциденте, хотя больше никогда не выходила из комнат матери. Установившиеся осенние погожие деньки позволяли ей постоянно бывать на свежем воздухе, она ходила вместе с матерью на прогулки по улицам города, пропахшего прелой осенней листвой и жареными каштанами, которые уличные торговцы продавали на каждом углу. Элен учила дочь не только читать, писать и считать, не и шить. Однако Жюльетта не любила заниматься рукоделием, и поэтому ее мало заинтересовало сообщение матери о том, что они пойдут на ткацкую фабрику Рошей для того, чтобы взять там обрезки и лоскутки разноцветного шелка, необходимые девочке для занятий. Однако, к радости Жюльетты, посещение фабрики доставило ей много удовольствия — одна из молоденьких мотальщиц целый час развлекала ее, пока Элен и мадам Хуанвиль вели беседу, уединившись в кабинете управляющей.

— Благодарю вас за то, что вы навестили меня, мадам Рош, — обратилась мадам Хуанвиль к своей гостье, после того как дверь кабинета закрылась за ними. — Мне необходимо было срочно видеть вас, но я не могла прийти к вам на улицу Клемон.

— Надеюсь, вы понимаете, что я не имею никакого отношения к делам фабрики и Дома Рошей?

— Да, конечно. Но вы, насколько я знаю, очень близки с мадам Вальмон. Она много раз упоминала вас в разговорах со мной, когда я навещала ее в деревне с докладами о положении дел на фабрике. Я заклинаю вас сделать все, что в ваших силах, чтобы заставить мадам Вальмон вернуться в Лион.

Элен откинулась на спинку стула.

— Вы не понимаете, насколько серьезна ваша просьба. Я не имею права вмешиваться в жизнь моей золовки.

— Неужели вы не согласитесь сделать это, даже если я скажу вам, что вашу родственницу здесь, пользуясь ее отсутствием, обманывают и обворовывают?

Элен была поражена словами мадам Хуанвиль.

— На кого вы намекаете? У вас есть доказательства для подобных обвинений?

— У меня нет веских доказательств, и поэтому я пока никого открыто не обвиняю. Но если бы мадам Вальмон была здесь, я уверена, она очень быстро разобралась бы во всем.

— Прошу вас, говорите яснее.

— Мне кажется, я смогу объяснить вам суть своих подозрений, если прибегну к аналогии и расскажу один случай из моей юности, который я никогда не забуду. В молодости я была портнихой и одно время работала в модном заведении. Главную закройщицу, которая в этой мастерской заправляла всеми делами, неожиданно арестовали, обвинив в мошенничестве. Оказывается, она, посещая на дому клиенток для того, чтобы снять с них мерки, возила с собой им на выбор отрезы ткани, а затем, приняв заказ, выполняла его в свое свободное время, кладя денежки в свой карман и лишая дохода владельцев мастерской. Клиентки, которых она выбирала для своих махинаций, были чаще всего очень пожилыми или больными дамами, не имевшими возможности вести дела непосредственно с владельцами заведения. Они и понятия не имели, что их обслуживает недобросовестная служащая.