Максуд Кариев - Спитамен

Датафарн посетовал, что во многих отрядах не хватает коней, и упрекнул Спитамена: тот в свое время не разрешил отобрать лошадей у дехкан, мол, им необходимо обрабатывать землю, пахать и сеять, без лошадей им не обойтись, иначе в Согдиане может начаться голод. Искандар вот ни с чем не посчитался, забрал, и все. Воины же Спитамена, храбрые рубаки, потеряв в бою коней, превратились в пеших. А если ты пеший, попробуй-ка неожиданно налететь на врага и так же быстро исчезнуть за барханами.

— Надо использовать «способ дахов» [96] «Способ дахов» — на одного коня садятся вдвоем. В бою один из всадников спрыгивает на землю и сражается пеший. , — предложил Хориён.

— Наши воины, не имея другого выхода, давно им пользуются. И в этом превзошли, пожалуй, самих дахов, — заметил Датафарн.

— Молодцы и массагеты, — подтвердил Хомук. — У них тоже один конь на двоих. Они упражняются каждый день и так быстро меняются местами, что не уследишь. Не успеешь и глазом моргнуть, а в седле уже другой… И кони одинаково привыкают к обоим хозяевам…

Когда в разговоре наступала долгая пауза, это свидетельствовало о том, что наговорились вдосталь. Шердор вынимал из чехла трехструнный тар, который смастерил сам, и, подождав еще минуту-другую, начинал играть народные мелодии, а если было настроение, то и пел. В последнее время он пребывал в отличном расположении духа, но пел меньше, чем прежде, — одну-две песни и все — ибо спешил воротиться в свой шатер. Никто не попрекал его и словом — понимали и, конечно, вспоминали собственную молодость, первые дни семейного счастья, как сами, где бы ни находились, спешили вернуться домой, чтобы поскорее увидеть радостно заблестевшие глаза встречающей на пороге жены…

Шердор и на этот раз спел две песни и вложил тар в чехол. Стали расходиться. Спитамен вышел из шатра последним. Вокруг костров сидели воины, переговаривались, смеялись. Хорошо, когда среди воинов отыскивается человек, умеющий отвлечь людей от тягостных переживаний. Ведь после каждого сражения долго еще держатся в ушах звон сабель, храп коней, крики и стоны раненых, а перед глазами то и дело возникают оскаленные морды коней, искры, высекаемые мечами. Когда человек смеется, он отдыхает душой…

По краям широкой лощины, вдоль которой были разбиты шатры, темнели, сливаясь, барханы. Спитамен долго вглядывался в темноту, пока на фоне фиолетового неба не разглядел прохаживающегося по верхушке бархана караульного.

Появился черный раб в набедренной повязке, отбитый месяц назад у юнонов. У него под самый корень был отрезан язык. Это было распространенным явлением, когда лишали языка рабов, прислуживающих у высокопоставленных лиц. Слишком много они знали.

Раб поклонился и жестами дал понять, что ужин готов.

— Неси, — приказал Спитамен. — И скажи Одатиде, пусть придет сама и приведет детей.

Раб кивнул и так же бесшумно, как появился, растворился в темноте.

Спитамену уже который месяц приходилось возить семью с собой, вместе с ним она терпела все лишения походной жизни. В одну из майских ночей, отправившись проведать семью, он чуть не угодил в засаду. Спасло лишь то, что в этот раз Спитамен был не один: четверо телохранителей ехали следом, приотстав шагов на двести. Вдали уже завиднелись огоньки кишлака. Ночь была лунная, дорога ныряла в небольшую темную рощу, а за ней вновь выбегала на светлый простор и, обогнув пригорок справа, где находилось кладбище, прямиком вела к кишлаку. Спитамен ездил тут много раз, и днем, и ночью, вблизи дороги ему были знакомы каждый камень и куст. И Карасач хорошо знал, куда везти хозяина, понукать его не требовалось, можно было позволить себе даже подремать в седле. В последнее время Спитамен большей частью отдыхал в седле, редко выдавалась возможность поспать дома.

Въехав в рощу, Спитамен почувствовал, как по телу Карасача вдруг прошла дрожь. Это насторожило его и вмиг согнало сон. Конь стал похрапывать, запрядал ушами, он явно был чем-то встревожен. Вверху прошелестел шорох, как если бы прошелся по листьям ветер, конь прянул в сторону. Задев Спитамена лишь краем, на землю упала большая сеть. Из-за деревьев выскочили какие-то люди, облаченные в черное, лица их по самые глаза были скрыты повязкой, но Спитамен уже успел выхватить меч. Его телохранители в это время въехали на пригорок и, услышав звон мечей, пришпорили коней…

Пятеро из нападавших были убиты, остальные бежали.

Спитамен понял, что враги пронюхали, где он прячет семью, и в ту же ночь увез оттуда Одатиду и детей.

Спитамен вошел в шатер, добавил в светильник масла. Снаружи послышались детские голоса. Полог откинулся, и в шатер вбежали первым Рамтиш, а за ним и старшие близнецы, все трое повисли на отце, обхватив его за шею. Несмотря на то что сыновья рядом, Спитамен виделся с ними редко. И сейчас отметил про себя, как они выросли, возмужали. Близнецам — по двенадцать лет, а выглядят юношами, у которых над верхней губой начинает пробиваться пушок. Увы, растут без отцовского внимания, мужской ласки, привыкли к кочевому образу жизни: все время в пути, в скитаньях по необъятной степи. На плечах у них накидка, как у отца, только из шкуры гепарда, на ногах красные сапожки с загнутыми кверху носками, на поясе у каждого в красивых ножнах маленький клинок.

Спитамен опустился на мягкую подстилку, усадил сыновей себе на колени.

Рамтиш тут же изловчился и вытащил из серебряных ножен, висящих у отца на поясе, греческий кинжал, добытый в одном из боев, с интересом его разглядывал, пробовал лезвие ногтем.

— Кинжал без надобности не вынимают из ножен. Вложи обратно, — сказал отец.

Рамтиш повиновался. Спитамен прижал к себе сыновей за плечи и стал расспрашивать, как они проводят досуг, достаточно ли времени уделяют обучению грамоте? Не ленятся ли упражняться в стрельбе из лука, отрабатывать удары мечом?.. Учит ли их Антик? Антик искусный воин, они должны слушаться его и выполнять все, что он от них потребует. Антик владеет еще и боевыми приемами, при помощи которых можно справиться с хорошо вооруженным воином и без оружия. Когда они немного подрастут, он научит их этому…

Вот и Одатида пришла. Переступила порог шатра, в котором ее муж редко бывал один. Она являлась только по его зову. Он задержал на ней взгляд, и она зарделась; надо же, сразу отметил, что жена подвела сурьмой ресницы и брови, вдела в уши серьги, надела бусы, которые он когда-то привез из Экбатана. И это шелковое платье цвета зари надела не случайно, не забыла, как он однажды сказал, что в нем она напоминает ему их первую весну. На голове у нее цветастый платок. Щеки порозовели, лицо свежее, как утро. Она опустилась перед мужем на колени, любуясь им и детьми. А они вчетвером не сводили с нее глаз. Даже дети обратили внимание, что мать всего несколько минут назад, когда они с ней расстались, выглядела совсем иначе. Она и не она. Почему они прежде не замечали, какая у них мать красивая?..