Максуд Кариев - Спитамен

— Исполнилось, — со страхом проговорил один из воинов, вспомнив о предчувствии фракийца.

Переправа через Окс заняла пять дней. Уже на второй день из-за барханов стали стремительно вылетать летучие отряды согдийцев. Осыпав македонян стрелами, они поворачивали обратно в пески. Если по приказу Александра выставлялись хорошо вооруженные дозоры в одном месте, то согдийцы появлялись в другом, где только что форсировавшие реку воины еще не успели надеть на себя латы и повязать пояса с мечами. То тут, то там происходили молниеносные схватки. И оставались лежать на земле порубленные мечами или пронзенные копьями воины Александра. А согдийцы вновь исчезали без потерь и лишь пыль, зависающая облаком над барханами, напоминала о них… [71] По свидетельству древнегреческого историка Арриана, Александр Македонский до этого и в решающих сражениях не терял столько воинов, сколько их у него погибло при переправе через Окс.

После того как через Окс переправился последний плот, доставивший на согдийский берег последнего воина и колесницу, Александр тотчас же двинул армию в глубь пустыни. Ему предстояло преодолеть немалый путь, чтобы добраться до первых поселений.

К вечеру они достигли оазисов. Земля тут была поделена на зеленые квадраты огородов. В густых садах было много тени, как в лесу, и прохлада в них после многочасового перехода под палящим солнцем казалась упоительной. В арыках, радуя слух, журчала вода, а в искусственных бассейнах отражались ветки склоненных деревьев, небо и облака. Уютные дворики были сплошь прикрыты вьющимся по жердочкам виноградом, вбирающим в себя летний жар. Однако кишлак вновь оказался безлюдным. Жители покидали дома в спешке, и многие не успели даже угнать скот, а кое у кого на очагах остались котлы с варящейся едой. В центре кишлака на широкой площади, обсаженной по краям старыми шелковицами, где сельчане, вероятно, проводили собрания, устраивали празднества, была приготовлена куча дров для ритуального костра и стояли на привязи два упитанных быка, которых не успели забить.

Военачальники стали просить Александра разрешить им разбить здесь лагерь и дать войску отдохнуть.

— Пусть будет по-вашему, — согласился Александр и приказал выставить вокруг оазиса гарнизоны из гипаспистов и гипотоксотов, которых после полуночи сменят другие.

Лицо царя было темное от пыли, довольный сегодняшним днем, он улыбался, и зубы его казались ослепительно белыми. Тело пощипывало от въевшегося во все поры песка. Он распорядился обнести один из искусственных бассейнов полотном, чтобы искупаться. Это было тотчас же исполнено.

Воины, стараясь опередить друг друга, разбрелись по дворам, вылавливали овец, телят и кур, шарили по сундукам и присваивали, что приглянется. На огромных кострах уже жарились на вертелах туши.

Когда костры стали давать больше света, чем тонкий краешек погрузившегося за горизонт солнца, а в небе зажглись первые звезды, от Птолемея, посланного за Бессом, примчался гонец. Он незамедлительно был пропущен к царю, только что освежившемуся в бассейне и накинувшему на себя гиматий [72] Гиматий — длинный легкий плащ. поверх хитона.

— Великий царь, Бесс нами взят. Птолемей послал меня узнать, куда его доставить?.. — выпалил гонец, перешагивая порог комнаты с низким бревенчатым потолком и множеством ниш, уставленных посудой; и пока царь раздумывал, гонец добавил, прыснув в кулак: — Мы застали царя царей в чем родила мать…

— Вот как? — усмехнулся Александр. — В таком виде и препроводите его сюда!

— Я скажу об этом Птолемею!

— Ступай.

Гонец вышел, через минуту послышался топот удаляющегося коня.

Александр вспомнил о послании Спитамена, доставленном третьего дня молодым согдийцем. Варвар разговаривал с ним непочтительно, и он с удовольствием бы высек его, однако отправил обратно, велел передать его господину, что сын Зевса снисходителен к покорным, одаривает их властью и царской милостью. А что касается Бесса, то за него Спитамен получит награду.

А если как на духу, то Александр не очень поверил посланию именитого варвара, который взял на себя смелость ставить ему, Великому царю, покорившему половину ойкумены [73] Ойкумена — населенная часть земли. В представлении древних греков в ойкумену входили Южная Европа, Северная Африка и Азия вплоть до долины Инда. , какие-то условия. Тут свои условия будет диктовать он, Александр.

В войске мгновенно распространился слух о том, что Бесс наконец пойман и не позднее как на рассвете будет доставлен сюда. Многие радовались, что это послужит поводом закончить войну. У каждого костра, где готовилась еда, в каждой хижине, где квартировали воины, велись одни и те же разговоры.

— Теперь Александр повернет обратно! — не сомневались одни.

— Скоро мы узрим родную Македонию! — вторили им другие.

— Конечно! Какой же теперь смысл углубляться далее в проклятые богами земли этих варваров?!

— Царь обещал, что когда будет пойман Бесс, то мы вернемся по домам.

Все горели желанием поскорее увидеть того, кто стал причиной столь затяжной войны, из-за кого им пришлось вступить в эти гиблые места. Никто не сомневался, что тот, кто, проявив коварство, убил своего царя, к тому же родственника, достоин Божьей кары и наказание для него придумает их царь, сын Бога.

— Говорят, Бесса захватил Птолемей…

— Поистине герой, ему мы обязаны, что вскоре увидим свои семьи…

— Я слышал, цареубийца был схвачен в жестокой битве…

— А я, что Бесс сам сдался на милость победителя…

— Почему бы ему раньше этого не сделать?..

— Брехня все это! Бесса пленил предводитель согдийцев Спитамен и отправил в подарок Великому царю!..

Отряд Птолемея въехал в кишлак, когда солнце уже возвышалось над кронами деревьев и успело собрать росу. Воины высыпали на улицу, по которой он следовал. И по мере того, как отряд приближался к площади, усиливались взрывы хохота. Огромный толстяк, грудь и спина которого были покрыты седыми волосами, сидел совершенно голый на высокой арбе, ухватившись за деревянную решетку, и, как безумный, таращился на хохочущих воинов. А те, разевая рты, показывали на него пальцем и, корчась, хлопали себя по животу, по коленям. Растрепанные волосы пленника торчали клочьями, а тело было в ссадинах и кровоподтеках. На ухабах арба подпрыгивала, вместе с нею и толстяк, вызывая еще большее веселье. В него со всех сторон летели обглоданные гости и огрызки яблок. Кто-то запустил медным блюдом, которое грохнулось о решетку и отлетело к ногам лошади, едва не задев кучера. Лошадь, испугавшись, прянула в сторону, и арба чуть не опрокинулась. Раздались крики, свист, улюлюканье. Временами Бесс прикрывал глаза, слезы на его серых от пыли щеках оставляли полосы. Он шевелил разбитыми опухшими губами, быть может, моля богов послать ему скорейшую смерть.