Валентин Рыбин - Море согласия

— Отпусти меня, и я тебе ее привезу, клянусь аллахом!

Кеймир покачал головой:

— Нет, дженабе-вали, так не пойдет. Ты уйдешь от меня только тогда, когда моя Лейла вновь окажется в моей кибитке. Вот мои условия. Если не примешь их, я тебя убью — ты достоин этого.

— Кеймир-джан, пальван... — залепетал пленник.— Ее привезут тебе, но сдержи слово — отпусти тогда меня.

— Я тебе поклялся, дженабе-вали: если Лейла вернется ко мне, ты будешь свободен.

После этого Кеймир молча снял со своего врага одежду, перевязал плечо. Пока он оказывал помощь персу, пришли чабаны — привели коня Мир-Садыка. Пальван похлопал серого скакуна по шее, осмотрел его со всех сторон:

— А коня, хезрет-вали, ты не получишь. Я давно мечтал о таком. Но пока садись. Это будет твой последний путь.

Чаба ны, наблюдавшие издалека за сражением, сказала Кеймиру, что Махтум-Кули-хан с гокленским ханом Алты-сердаром погнали каджаров на Атрек, теперь их не догнать, и взялись проводить пальвана короткой дорогой к морю. Пальван согласился. Чабаны сели на верблюдов в пустынной тропой двинулись к Каспию. Пальван не спускал глаз с пленника. Но вряд ли он смог бы ускакать в таком состоянии: лицо его было бледным, губы посинели. Кеймир беспокоился — не умер бы в дороге.

Купеческий караван, достигнув Гасан-Кули, расположился вдоль берега залива. К заливу с трех сторон подступали кибитки. Стояли они кучно, и если посмотреть со стороны на селение — оно напоминало огромный термитник.

За два года после опустошительного нашествия Кутбэддина Гасан-Кули неузнаваемо вырос. Сотни юрт, мечеть, навесы, под которыми лежали накрытые кошмами казаны, всевозможная домашняя утварь, гвозди, проволока, соль говорили о том, что центр атрекцев вступил в пору процветания. Люди уже поговаривали о постройке домов на сваях, но пока что не решались: хоть и велика сила на Атреке, но кто знает, может быть, опять придется сниматься с места, если налетят каджары.

Караванщики из Ахала и с берегов Мургаба, отдохнув после долгого пути и волнений, причиненных сражением с каджарами, тотчас приступили к товарообмену. Порядка придерживались такого же, как если б торговали в Гурьеве, Астрахани или Саратове. Только пошлин пока что не было, хотя и наставлял Кият-хан своего верного помощника Махтум-Кули-хана, чтобы торговля велась, как и везде.

Под навесами два дня царило оживление. Купцы взвешивали и сдавали шерсть, обменивали на казаны и чаши ковры и хивинские шубы. Гости посещали кибитки гасанкулийцев, пили чай и вели толки о торговле. Караван-баши Сапар-ага, сотник Дурды-сердар из Мары и еще несколько знатных гостей пребывали в кибитке Махтум-Кули-хана.

— Не ожидал я увидеть у вас такое, — признался Сапар-ага. — Ехал и побаивался; как бы не вернуться со своими товарами обратно. А тут, оказывается, не хуже, чем на волжском мейдане. Я ведь два раза ходил с караванами в Астрахань до того, как Мухаммед-Рахим-хан закрыл нам пути в Русею.

— Что и говорить, — недовольно отозвался Махтум-Кули-хан. — Один аллах знает, что там у вас делается в Ахале да на Мургабе. И на Лебабе, говорят, туркмены тоже не хозяева.

— На Лебабе хозяйничают слуги эмира Хайдара, — сказал Сапар-ага. — На Мургабе — сам шайтан не разберется. Вот Дурды-сердар лучше меня знает. Пока он вел свой караван к Дуруну, где произошла наша с ним встреча, его несколько раз останавливали то хивинцы, то бухарцы. Дурды-сердар наверно понял, кто из них повелевает на Мургабе.

Дурды-сердар вяло улыбнулся, покачал головой:

— Мухаммед-Рахим и вмир Хайдар, как два шакала, делят наше добро и земли. Хивинцы теперь посильнее. Совсем уже вытеснили бухарцев.

— А что же туркмены?

— Ай, разве поймешь... Одни — на Хиву, другие — на Бухару, а все больше каждый о себе думает.

— Поневоле вспомнишь наших мудрецов, — после непродолжительного молчания сказал Махтум-Кули-хан. — И Фраги, и Сейиди, и все другие наши великие поэты постоянно говорили о разобщенности племен и призывали к объединению. Да что там. Даже русский полковник Муравьев и тот заметил нашу слабость. Вместе, говорит, вы большая сила, но порознь — каждый из вас слаб.

Когда купцы стали не спеша собираться в обратный путь, Махтум-Кули-хан позвал всех на той. Между кибиток, словно снег, забелели кошмы. Иигиты и торговцы усаживались кружками. Им стелили сачаки, ставили чаши с шурпой и жареным мясом, несли верблюжий чал, кипятили и подавали в фарфоровых чайниках чай. Напротив хана устраивался с дутаром бахши. Махтум-Кули-хан приглашал гостей, чтобы подсаживались поближе. Алты-хан, Сапар-ага, Дурды-сердар, Кеймир сели рядом с ним. И он, когда люди немножко освоились, велел бахши петь.

Может быть, хан предупредил бахши, чтобы пел о согласии и дружбе, а может, бахши и сам понял, какие песни сейчас нужны. Зазвучала знакомая с детства мелодия, и над степью понеслась песня Фраги:

Воздвиг туркмен твердыню и создал волю. Никакой враг не сможет взять эту крепость, Стоят войска туркмен — сто тысяч копий. Мечи у них подобны мечу зюльфикару.

И у хозяев, и у гостей сердца переполнялись гордостью. В глазах — преданность и восхищение, будто никогда не было распрей у племен, никто не ссорился и не обижался на другого.

В перерывах между песнями бахши Махтум-Кули-хан, продолжая развивать мысли о союзе туркменских племен, сказал уверенно:

— Если осенит нас аллах своей милостью и если урусы окажут покровительство, Кият-ага сумеет всех примирить. Единое государство туркмен думает сделать наш хан.

Гости соглашались, однако мало верили в успех Кият-хана: слишком много было препятствий. И первое — текинцам надо было выйти из подчинения Хивы, а племенам Лебаба — освободиться от ига бухарского эмира.

Потом заспорили о государстве, стали выяснять, каким оно должно быть. Махтум-Кули-хан заговорил о законах и пошлинах, Алты-хан тут же начал возражать:

— Нет, дорогой хан, хоть убей меня, но я не могу понять — к чему пошлины! То, что Кият-ага решил объединить все туркменские племена — это я понимаю. Это правильно. Но зачем с них брать пошлины?

— Наука о пошлинах — сложная, Алты-хан, — с некоторой напыщенностью отозвался Махтум-Кули-хан. — Государство без пошлин существовать не может.

— Почему не может? — не утерпев, спросил Кеймир.

— Потому что все должны одному подчиняться; только тогда будет согласие между всеми.

— А пошлины при чем?

— Вах, люди! — хлопнул себя по лбу хан. — Деньги казне нужны. Много всякого надо купить. Хлеб надо? — Надо! Сукно, бумазею надо? — Надо! Оружие надо? — Надо!