Борис Комар - Векша

К небольшому селению, укрывшемуся в густой березовой роще неподалеку от Тетерева, подгребли на челне-долбленке двое. Один был пышнобородый, осанистый, в длинном теплом каботе [верхняя теплая одежда], высокой собольей шапке, остроносых сапогах. Такую бороду и такую одежду носили только киевские гости [купцы].

Другой - молодой еще, приземистый, щекастый, с приплюснутым веснушчатым носом и серьгой в одном ухе. Его бедная одежонка давала понять, что он батрак либо холоп.

Перекинув через голову на плечо широкий пояс, на котором висела большая кожаная сумка, бородатый торопливо зашагал по протоптанной от воды к селению тропе, а молодой остался на берегу у челна. Когда бородатый скрылся за прибрежным холмом, молодой вынул из-за пазухи ломоть черствого хлеба, улегся на траве и принялся его уминать.

Поравнявшись с крайней усадьбой, бородатый остановился, поколебался какое-то мгновение - заходить или не заходить. Небольшой дворик обнесен плетнем. В глубине дворика горбилась притененная березками убогая хатенка, щурилась на восток своим крохотным, в две ладони, оконцем и низенькая камышовая клунька. Видно было: хозяин - бедняк из бедняков. Вряд ли тут что-нибудь добудешь.

Однако гость не обошел усадьбы. "Если ничего и не раздобуду, то хоть расспрошу, у кого можно раздобыть", - подумал. Поправил на плече пояс и свернул с тропы. Во дворе возле клуньки тесал дубовую колоду русоволосый, в длинной полотняной сорочке и полотняных латаных ногавицах [штаны] здоровяк-молодец, - щепки так и сыпались веером из-под топора.

Бородатый немного постоял, полюбовался плотником, хотел его окликнуть, но как раз в этот миг дверь хатенки раскрылась и на пороге появился согбенный старик в потертом кожухе, мохнатой шапке, в заскорузлых постолах. Он поклонился гостю и пригласил в хату.

Гость пригнулся и, как в нору, на ощупь втиснулся в полутемное низкое жилище. Сквозь тусклое оконце, затянутое овечьим пузырем, еле-еле пробивался скудный свет, а огонь в печке-каменке, сложенной на глиняном полу, едва теплился. Хатенка была наполовину вкопана в землю, без потолка. Островерхая камышовая кровля, через которую просачивался наружу дым, - черная, закопченная, в паутине. Стены сложены из тесаных дубовых бревен.

Бородатый снял с плеча сумку, сел на березовый чурбак лицом к огню, сказал:

- Ищу, хозяин, меха бобров, кун, горностаев. Можно и выдр, и белок. А есть у тебя лисьи - и от них не откажусь. А у меня, - показал на сумку, - ножи добрые, серпы, наконечники для стрел, крючки на рыбу. А там, в челне, - топоры, наральники, остени...[остроги]

Старик внимательно выслушал гостя и ответил сокрушенно:

- Рад бы я сменять, дорогой гость, да нечего. Что на мне - вот и все мои меха... Несчастье нынешней зимой свалилось на мою голову. Отдал я своему князю Малку все, что должен, а тут приходит и от киевского князя тиун [княжий распорядитель, служащий, слуга] с двумя служками: давай и тому! Старуха не смолчала, они к ней с кулаками. Сын, как на беду, дома был, бросился оборонять. Схватил тиуна, турнул, да так, что и дверь им высадил. Здоровьем его боги щедро наделили... Сына не поймали, убежал. Так они на нас, старых, ярость свою сорвали. Побили так, что и по сю пору не откашляемся. Я после того даже тетиву на лук натянуть не могу... Забрали подчистую все, что было: и меха, и зерно, и мед, и воск... Даже лук со стрелами и рыбацкие снасти унесли. Как теперь жить будем?.. Сами уже немощны, сказано же: до тех пор жбан воду носит, пока ухо не оторвется. Ни коня, ни вола в хозяйстве. Только на сына и надежда. В наем бы его отдать, так некуда...

Гость перед тем, как приплыть сюда, уже побывал в подобных селениях на берегах Тетерева, меняя изделия киевских умельцев на меха у древлянских ловцов, и достаточно наслушался всяческих жалоб от смердов. Зная, что хозяин не скоро выскажет свои горести, а мехами у него все равно не разживешься, он решил прервать его вопросом, к кому тут стоит зайти. Но услышав, что старик хочет отдать в закуп своего сына, заинтересовался:

- Не он ли там во дворе тешет колоду?

- Да он же, он, тот, что беды натворил, - в сердцах отозвался старик. - Халупу собрался подправлять, не то еще придавит...

- А мне в поход помощник нужен - до зимы.

- О, так он у меня старательный.

- Платы не пожалею...

- А куда путь держишь, гость?

- В Греччину, в Царьград.

- Далече, - покачал головой старик.- И опасно. Говорят, печенеги снова перестревают.

- У нас мир с ихним ханом. Да и воев с нами много поплывет.

- Я-то не против, а он согласится ли... Неволить дитя не стану. Это ж не отчина, чужая сторона...

- Сторона чужая, но будет же среди своих - не обидят.

- Пойдем погомоним с ним.

- Лучше я один, - сказал гость.

- Иди, - согласился хозяин.

- Как его?..

- Микулой нарекли. Но все Векшей зовут. И мы привыкли. Сызмалу был юркий и проворный, как векша [белка]. Теперь малость остепенился.

Гость усмехнулся довольно, закинул сумку на плечо и, по-утиному переваливаясь, пошел к двери.

Векша, увидев, что к нему идет незнакомый бородатый человек, перестал тесать, выпрямился.

"Кто бы это? А-а... Гость захожий". Бородатый приблизился, чуть заметно кивнул. Рядом с ним Векша казался прямо-таки великаном. Высокий, широкоплечий, сильная грудь выпирает из-под сорочки. Разгоревшееся в работе лицо, обветренные, загорелые шея и руки. Русые волосы подстрижены. Нос прямой, лоб ровный, высокий, верхняя гy6а начала уже засеиваться густым черным пушком.

Гость раскинул полы кабота, опустился на колоду и сразу же стал расспрашивать, где Векша бывал, кроме родного селения, что видел и что слышал о своих и чужих землях.

Тот поначалу поглядывал на бородача с недоверием - зачем ему все это знать? Но слово за слово - и разговорились.

Векша знал кое-что про Киев и другие города земли Русской. Даже про Греччину и Царьград слыхал от деда и от своих бывалых односельчан, хотя сам дальше окрестных лесов и болот нигде не бывал.

- Э-э, молодец, - покрутил головой гость, и слишком большая для его головы соболья шапка съехала ему на лоб до самых лохматых бровей. Бородатый поправил шапку и продолжал: - Вижу, и любопытен ты ко всему, и крепок из себя, руки тоже не слепые носишь, а растешь дерево деревом: вылезет оно из-под пня трухлого и хиреет там, пока и само не отрухлявеет. А хорошо ли, сам подумай, человеку к одному месту навек прикипать? Да еще с молодых лет, пока семья крыльев не связала! А ведь и птица, прежде чем гнездо вить, сколько света облетает! Не вся же земля пущами непролазными поросла и болотами гнилыми покрылась. Есть на ней и степи бескрайние, травами и цветами устланные, и горы до полнеба ввысь устремлены, вершины в облаках скрывают, есть и море необозримое, - оно волнуется-сверкает, челны в края далекие уносит. И всюду на земле люди живут, каждый по своему обычаю. Так не стоит ли на все это поглядеть? А здесь ты даже Даждьбога-солнце, животворца всего сущего, разве что в полдень видишь. Всегда оно чащобой этой от тебя заслонено...