Алексей Шишов - Помни войну

Внезапно раздался грохот взрыва. Палубу броненосца окутала густая тяжелая мгла. Прорезая эту мглу, огненные языки вырывались из всех пор броненосца и взвивались кверху. Оглушительный, неслыханный треск, свист, какие-то громовые раскаты, я почувствовал удар в голову и потерял сознание.

Очнулся я от ощущения страшного холода в воде, тот-час принял положение стоя и заработал кистями рук, как лопастями. Тяжесть намокшего пальто и галош казалась неодолимой. Я тяжело дышал, выскакивая на поверхность воды, захлебывался и снова погружался. Вынырнув од-нажды, я увидел неподалеку опрокинутую лодку с двумя матросами, державшимися за днище и кричавшими:

— Вот командир! Спасайте командира!

Наконец я схватился за какой-то обрубок и окончательно потерял сознание...»

Вот рассказ о порт-артурской катастрофе сигнальщика с флагманского броненосца Бочкова:

«Вышли мы в море. Крейсерская японская эскадра ушла. Мы сделали ей вдогонку 16 выстрелов. Потом показалась новая эскадра из 14 вымпелов, а у нас только девять. Кроме того, у японцев почти все крейсеры бронированные, а у нас бронирован один «Баян».

Мы повернули назад. «Петропавловск» шел впереди. Я стоял на мостике в боевой рубке и разбирал сигналы по книге. Как дали последний сигнал адмирала: миноносцам войти в гавань, «Петропавловск» замедлил ход, почти остановился. Вдруг корабль сильно вздрогнул, раздался ужасный взрыв, за ним другой, третий — как будто уже в середине корабля, под самым мостиком.

Я кинулся к дверям рубки, откуда выходил офицер, вероятно штурман. Тогда я выскочил в окно. Корабль наш сильно кренило. На мостике я увидел адмирала: он лежал в крови, ничком. Я бросился к нему, хотел поднять. Корабль точно куда-то падал. Со всех сторон сыпались обломки. Что-то гудело, трещало. Валил дым, показался огонь. Я вскочил на поручни, меня смыло, но я успел за них ухватиться. Меня сильно потянуло вниз. Помню еще падающие мачты. Потом ничего...

Был у нас на корабле старичок, красивый, с белой бородой, все что-то в книжку записывал, стоя на палубе. Вероятно, утонул. Добрый был...»

Мичман В. П. Шмидт, младший флаг-офицер вице-адмирала Макарова, вспоминал на страницах журнала «Морской сборник» о последних минутах перед гибелью «Петропавловска»:

«...Несмотря на неравенство сил, адмирал, как можно было заключить из его отрывочных фраз, стремился выйти в бой с японцами. Чувство приподнятого духа передавалось от адмирала всем нам: настал момент отомстить за январскую атаку!..

После отданного адмиралом приказания — поднять сигнал «Севастополю», флаг-офицеры сейчас же исполнили это приказание, а я, находясь при флагманском журнале, вошел в рубку, где были сигнальщик и капитан 2-го ранга Кроун.

Подойдя к журналу, я стал записывать:

«В 9 часов 40 мин. Сигнал...» — успел я лишь набросать, поставить двоеточие — и вдруг послышался глухой сильный удар. У нас троих (Кроуна, меня и сигнальщика) сорвало фуражки — и в одно мгновение стол, диван, шкаф с книгами и картами — все обратилось в груду обломков, циферблат с механизмом был вырван из футляра часов. С трудом удалось высвободиться, и мы бросились к правому выходу из рубки на мостик.

«Петропавловск» сильно кренило на правую сторону, и он настолько быстро погружался, что, стоя на твердом мостике, казалось, что не имеешь опоры и летишь с головокружительной быстротой куда-то в бездну. Это чувство былоочень неприятно. Говорить нельзя было из-за рева пламени, воды, постоянных взрывов и всеобщего разрушения.

Выскочив на правую сторону мостика, мы увидели впереди себя море пламени; удушливый едкий дым почти заставлял задохнуться. Здесь я заметил фигуру адмирала, стоявшего спиной ко мне. Как думают те, кто хорошо знал адмирала, он прошел вперед, сбросив с себя пальто, чтобы узнать, что случилось, — и вот можно предположить, что он был оглушен или убит одним из обломков.

Только несколько секунд мы пробыли здесь... и с большими усилиями добрались до левого крыла мостика (так как крен на правую был очень уж велик)...

Я посмотрел на корму: шканцы, казавшиеся высоко над мостиком, усеяны людьми, которые без всякого удержу оплошной живой рекой бросались за борт, попадая в работавшие до последнего взрыва винты и между обломками. При виде этой картины сердце сжалось от ужаса...»

Вот, в сущности, почти все, что известно о последних минутах жизни вице-адмирала Макарова со слов немногих спасшихся во время гибели «Петропавловска» очевидцев, которые по долгу службы находились рядом с флотоводцем. Можно лишь предположить, что он погиб на капитанском мостике эскадренного броненосца, своего флагманского корабля. Будучи с детства хорошим пловцом, оказавшись за бортом, Степан Осипович, вне всякого сомнения, смог бы удержаться на воде в ожидании спешивших к мес-ту трагедии с других броненосцев и крейсеров спасатель-ных шлюпок.

Желтое море все же дало последнюю весточку живым о погибшем флотоводце. На месте гибели «Петропавловска» нашли форменное адмиральское пальто. Оно было опознано по двум золотым вице-адмиральским орлам на погонах...

По заключению Морского технического комитета, броненосец коснулся мины (или, по другим предположениям — минной банки). После ее взрыва под носовыми минными аппаратами и погребами «Петропавловска» произошли взрывы от детонации пироксилина в судовых минах (в носовой части броненосца хранилось до пятидесяти подводных мин заграждения) и 12-дюймовых снарядах, воспламенение и взрыв пороховых и патронных погребов и взрыв цилиндрических котлов.

Каждая такая якорная мина несла в себе заряд около трех с половиной пудов пироксилина. Сила взрыва только одной мины заграждения была огромна. Свидетельством тому может служить гибель минного транспорта «Енисей», подорвавшегося на собственной мине, сорванной морским отливом с якоря, во время постановки подводного заграждения у порта Дальний.

На русских минах под Порт-Артуром за войну погибло или получило серьезные повреждения несколько японских кораблей. Таких, как, например, новейший эскадренный броненосец «Хатцуза» и крейсер «Миако».

Спустя некоторое время возле места гибели «Петропавловска» водолазы обнаружили еще один «минный букет» — целую связку японских мин. Так что Морской технический комитет в своем заключении, вероятнее всего, ошибся — для подрыва эскадренного броненосца требовалась не одна мина, а целая минная банка.

Естественно, при анализе того трагического события в море под Порт-Артуром возникает не один вопрос.

Что же в это время делали японцы, свидетели разыгравшейся на море трагедии?

Воспользовались ли они временной суматохой на порт-артурской эскадре, вызванной гибелью флагманского броненосца и командующего русским флотом?