Николай Ключарев - Железная роза

— Ну, ну, перестань. Словно хоронить меня собираешься. Перестань, право же!

Уговоры Павла подействовали, Люба успокоилась.

Приняв твердое решение, Рощин с Башиловым в тот же вечер пошли по домам поднимать народ.

Не все согласились на такой шаг. Иные, особенно те, у кого семьи были небольшими, высказали опасение: не будет ли от этого хуже? Но мнение большинства было единодушным: идти!

И вот в назначенный час на всех молотовых фабриках звонко застучали ручники по пустым наковальням, давая сигнал кончать работу. Подручные кузнецов бросили качать мехи, и уголь в горнах стал застывать. Почуяв неладное, смотрители бросились к работным.

— Вы что, черти, сдурели?

— Бросай работу! — понеслось по цехам.

Воротные, замкнув дубовые двери, попрятались. Толпа у выхода с завода все прибывала.

— А ну, господи благослови! — Башилов высоко взмахнул молотком. Звякнув, запор упал на землю. Людской поток хлынул на улицу.

— К барскому дому! Всем!

По пути к идущим присоединялись все новые и новые группы мастеровых. Толпа росла. Шли молча. Так тяжелая свинцовая туча тихо надвигается в жаркий летний день, чтоб разразиться потом огнями молний и оглушающими раскатами грома.

Стоявший дозором мастеровой Верхнего завода, завидев идущих, бросился к своим:

— Идут!

Ожидавшие сигнала люди побросали работу. Выйдя за ворота, они слились в одно шествие, заполняя огромную площадь перед домом заводчика.

Еще накануне, узнав через соглядатаев о готовящемся выступлении работных, Баташев услал вершного в Муром за подмогой, приказав ему скакать во весь опор, и теперь нервно расхаживал по кабинету. Привыкнув к молчаливой покорности людей, он не ожидал такого.

«Сучье племя! — зло думал он, глядя, как площадь все более заполняется народом. — Ужо узнаете, как работу бросать!»

Высланный к толпе Мотря безуспешно старался уговорить собравшихся разойтись.

— Барина хотим видеть! Пускай выйдет!

В первых рядах стоявших перед домом людей виднелось похудевшее лицо Рощина. Здесь же был и Павел Ястребов. Нестройный вначале шум голосов все усиливался. Задние напирали на передних. Деревянные решетки, ограждавшие клумбы с цветами перед домом, с треском сломались. Видя, что еще несколько минут, и люди могут ворваться внутрь здания, Баташев решил выйти на балкон. Увидев его, толпа стихла.

— Бунтовать, скоты, вздумали? — Голос заводчика, как кнутом, резнул толпу.

— Землю давай!

— С голоду дохнуть?!

— По справедливости надо!

Баташев поднял руку. Крики замолкли.

— Я своей государыни верный слуга и ее приказа отменять не волен. Добром прошу: разойдитесь по домам. Подумайте: в какое время бунтуете? Наши пушки на войне нужны…

— На войне, — прервал Баташева Рощин, — наши братья головы кладут, а мы здесь погибать должны?

Андрей Родионович снова поднял руку. И в наступившей тишине ясно послышался идущий со стороны Нижнего завода треск барабанов. Не понимая, что это такое, люди поворачивали головы к приближающимся звукам. Баташев криво усмехнулся.

— Сейчас будет вам и хлеб, и земля! — Повернувшись, он ушел.

— Солдаты!

Толпа дрогнула и подалась назад.

— Спокойно! — раздался голос Рощина. — Поворачивай лицом к конторе. Не пустим.

— Не пуска-ай! — понеслось по рядам.

— Стой крепче! Назад оборотят!

— Пускай вертаются, отколь пришли!

Под зловеще-мерный треск барабанов, ощетинясь штыками, солдаты медленно приближались к толпе мастеровых.

— Идут? — спросил молодой, тщедушного вида парень, приподнимаясь на носки, чтобы разглядеть, что делается впереди.

— Уйти бы от греха, — словно отвечая, сказал стоявший рядом с ним мужик.

— Что, кум, в кусты?

— Хуже не было бы.

Стиснутый со всех сторон Рощин, услыхав этот разговор, собрав силы, рванулся вперед, пытаясь пробиться в ту сторону, откуда приближались солдаты, но людская стена была столь плотной, что ему не удалось сделать и шагу. Теперь, когда люди повернулись лицом к грозившей им опасности, само собой получилось так, что впереди очутились шедшие сзади, менее решительные, и очень важно было, чтобы в критическую минуту с ними находился кто-либо, кто сумел бы поддержать их. Василий еще раз попытался пробиться вперед, но его снова оттеснили на прежнее место.

— Устоят ли? Только бы устояли!

Меж тем расстояние между солдатами и мастеровыми все сокращалось. Не доходя шагов пятидесяти, колонна остановилась. Ведущий ее офицер вышел вперед.

— Расходись! Стрелять буду!

— Пугаи-ит!

— Мы своего требуем!

В это время на балконе дома снова появился Баташев. Увидя его, офицер поднял шашку над головой. Тот взмахнул платком и скрылся в своих покоях.

— Приказываю разойтись! — еще раз прокричал офицер.

— Стой, ребята, не пускай их, окаянных!

Офицер вернулся к солдатам и подал им какую-то команду. Передний ряд гренадер опустился на колени, и из длинных стволов ружей блеснул огонь.

Толпа дрогнула и подалась.

— Стреляют!

— Не бойсь, холостыми!

Раздался еще залп, на этот раз уже не холостыми: с десяток людей, сраженных пулями, со стоном повалились на землю. Охваченная ужасом, толпа забурлила, как огромный водоворот. Толкаясь и давя друг друга, люди метнулись назад.

— Братцы, убивают!

— Спасайся‑я!

Люди бежали, ничего не видя перед собой, думая только о том, как бы укрыться от пуль. Рощин попробовал было остановить бегущих, но людской поток подхватил и понес его с собой. Миновав заводской тын, работные, стараясь держаться поодиночке, бросились к лесу.

— Васька! Василий! Сюда скорей!

Оглянувшись на голос, Рощин увидел Ястребова и еще кого-то, укрывавшихся за плотиной.

— Пропало все!

— Айда за пруд, там спрячемся!

Карабкаясь по скату плотины, они двинулись в сторону от места страшной расправы. Добравшись до водосброса, поднялись наверх. Из-за будки плотинного выглянул Митька Коршунов.

— И вы сюда? Вот здорово!

— Давай, давай, не задерживайся! — торопил Ястребов.

Через несколько минут все трое были уже на другой стороне пруда. Добежав до кустов, Васька рухнул наземь: силы оставили его.

— Ты что, Василий?

Тот не отвечал. Подхватив его под руки, Ястребов с Митькой тронулись дальше.

— Ну, теперь, я думаю, не скоро найдут, — сказал, запыхавшись, Павел. — Можно и передохнуть! Ты побудь с ним, а я к берегу выйду, посмотрю: нет ли погони.

Положив Рощина на землю, Митька стал тормошить его, стараясь привести в чувство, но тот, несмотря на Митькины усилия, не приходил в себя.

— Не помер бы. Ну как? — спросил Митька возвращавшегося Ястребова.