Вадим Артамонов - Василий III

Михаил Львович выслушал гонца внимательно и, не произнеся ни слова, позвонил в колокольчик. Тотчас же в палату вошёл щеголевато одетый бравый молодец.

— Вот что, Николай, ты хорошо разглядел гонца, приезжавшего на днях из Коломны от Дмитрия Фёдоровича Бельского?

— Помню, Михаил Львович, усатый такой, глаза небольшие под густыми бровями. Ростом высок.

— А на лбу с правой стороны родинка. Так?

— Да, была у гонца родинка на лбу, добрая у вас память, Михаил Львович.

— Вот этого самого гонца нужно разыскать во что бы то ни стало. Возьми людей и с ними всю Москву переверни, а найди его. Он, оказывается, и не из Коломны вовсе. Проведай, нет ли оного среди людей конюшего Ивана Овчины. Да пошли гонца в Серпухов к князю Семёну Фёдоровичу Бельскому с сообщением, что весть из Коломны оказалась ложной: не было под Коломной татар. Пусть сообщит немедля, как у них в Серпухове, были ли литовцы.

— Слушаюсь, господин. — Николай подчёркнуто вежливо поклонился и вышел.

— Спасибо за службу, — обратился князь к Владимиру. — Пока ступай, притомился, поди, с дороги.

Княжич и вправду валился с ног. Глаза его слипались. Сев на коня, он неспешно направился к своему дому.

Смеркалось.Темнота ласково обволакивала деревья, избы, амбары, храмы, сглаживая их очертания. Солнце давно уже скрылось, а края облаков всё ещё горели, словно их раскалили в огнедышащей небесной печи. Умиротворённо лаяли собаки, галдели ребятишки. Неожиданно конь остановился. Его держал под уздцы рослый детина.

— Вот этот парень и прикончил вчера Емельку-купца. А ну слазь!

— Никого я не убивал, — ответил Владимир и дёрнул за поводья. Конь, однако, не сдвинулся с места, в руках детины была сила немалая. Десяток таких же молодцов окружили всадника.

— Где решёточный прикащик [171] Решетки, которыми на ночь перегораживались московские улицы, и решеточные прикащики заведены в Москве в 1494 году. ? Слазь, парень, подобру-поздорову. Коли не ты убил Емельку, так решёточный прикащик тебя отпустит. Мы слуги великого князя.

Владимир повиновался. Его втолкнули во двор, огороженный высоченным забором, ввели в избу с наглухо закрытыми окнами.

— Разболокайся! — приказал детина.

Владимир, решив, что это грабители, рванулся и сильно ударил детину в поддых. Тот схватился за живот и, скривившись от боли, присел. Тотчас же остальные кинулись на княжича, но он, крутанувшись, разметал их по избе. Детина поднялся и с перекошенным лицом двинулся на Владимира.

— Ну, от меня-то ты не уйдёшь!

Юноша шагнул ему навстречу, но кто-то подставил ногу, и он, споткнувшись, упал. Детина ловко скрутил ему руки.

С пленника сняли всё, кроме исподних полотняных портов, и в таком виде спустили по лестнице в подвал, подвели к стене и при помощи ремней закрепили в распятом положении.

Владимир осмотрелся. Справа за грязным столом сидел писарь и со скучающим видом чинил перо. Слева пылала какая-то странная печь, а перед ней на низком приступочке были разложены железные прутья, клещи, сверкающие лезвиями ножи. Полуобнажённый человек с могучей грудью лениво шевелил кочергой угли. Молодцы, приведшие Владимира, удалились.

«Где же это я? Уж не в преисподней ли? Или, может, во сне видится мне всё это?»

— Как тебя звать, молодец?

Владимир вздрогнул. Перед ним стоял неизвестно откуда взявшийся человек в чёрном одеянии. Взгляд у него липкий, блудливый.

— Владимир княж Воротынский сын Иванович.

— Знатная птичка ко мне прилетела. Пошто приходил к Михаилу Львовичу Глинскому? — Вопрос прозвучал резко, отрывисто, словно бич щёлкнул.

Владимир вспомнил наставления отца.

— Много знать будешь — скоро состаришься, — спокойно произнёс он.

Допытчик с удивлением уставился на него.

— Да знаешь ли ты, сволочь, куда попал? Молодой князь побелел от обиды.

— Сам ты сволочь1.

В подвале установилась чуткая тишина, слышно было, как потрескивают в печи уголья. Писарь отложил очищенное перо, с любопытством уставился на пытаемого. Человек в чёрном подошёл совсем близко, проговорил хрипло:

— Я тебе покажу «сволочь»! Ты у меня, щенок, на всю жизнь запомнишь эту ночь. — Почти без замаха он сильно ударил в поддых. Красные шары поплыли перед глазами Владимира. Он из всех сил рванулся, но путы прочно удерживали его руки и ноги.

— Теперь, поди, припомнил, зачем приходил к Глинскому?

— Нет!

И вновь сильный удар в живот. Закружилась голова.

— Вспомнил?

— Пока я жив, ты не услышишь, зачем я приходил к Михаилу Львовичу.

— Ха-ха! Да мы из тебя такое сделаем, что тебе самому жить на белом свете не захочется. Эй, Кузьма, подай мне клещи, я у этого красавца нос откушу.

Полуобнажённый Кузьма сунул в печь клещи с длинными рукоятками, а когда концы их раскалились добела, подал человеку в чёрном. Тот медленно стал приближать клещи к лицу Владимира.

— Ну так ты скажешь, сволочь, зачем приходил к Глинскому?

— Сам сволочь! И тебе, сволочи, никогда не доведётся услышать, зачем я приходил к Глинскому.

— Стой, Савелий! — прозвучал в подвале громкий голос. И в самый раз: кат почти ухватил раскалёнными клещами нос княжича. — Ступай прочь! Эдак вы тут всех русских красавцев перекалечите. Некому будет плодить настоящих воинов.

Писарь угодливо захихикал. Савелий, скрипнув зубами, швырнул клещи на приступок печи. Громко хлопнула за ним дверь.

— Экий ты ладный, парень. — Овчина острым ножом перерезал ремни, удерживавшие руки и ноги Владимира — Ведаешь, кто я?

— Ведаю. Иван Фёдорович Овчина ты, конюший.

— Вот и хорошо. Я тебя тоже знаю, Владимир Воротынский. Напрасно тут Савелий допытывался, зачем ты явился к Глинскому, мне и без того всё ведомо. Смотри мне в глаза! Мужик ведь, а не баба! Глинский вкупе с братьями Бельскими, князем Трубецким и твоим отцом замыслил убить меня. Так? Гляди мне в глаза!

— Да.

— И ты единомыслен с ними?

— Да.

— А скажи, Владимир, разве я сделал тебе нечто плохое, что ты готов прикончить меня?

— Нет.

— Так, может, отцу твоему, князю Ивану Михайловичу Воротынскому — славному русскому воину, я чем-то навредил?

— Нет.

— Так за что же вы хотите лишить меня живота? Владимир густо покраснел.

— Смотри мне в глаза!

— Про тебя многие говорят плохо, потому что… ну в общем, из-за великой княгини…

— Скажи, Владимир, у тебя есть девушка? Юный князь смутился ещё больше.

— Есть.

— И ты любишь её?

— Люблю.

— А ежели на твою девушку насильники нападут, ты домой убежишь?

Владимир сжал кулаки, в глазах его плеснулось негодование.

— Нет! Умру, а Ксюшу в обиду не дам!

— Молодец! Так и должно быть. Для того и мужик, чтобы слабую бабу защищать. Вот и я, Владимир, люблю великую княгиню, как ты свою Ксюшу. Кстати, — конюший лукаво улыбнулся, — это какая же Ксюша-то, уж не Ивана ли Васильевича Ляцкого дочка?