Наталья Павлищева - Лукреция Борджиа. Лолита Возрождения

– Я отремонтирую и обставлю заново!

– Герцог ни за что не даст на это денег.

– Сделаю на свои.

– Лукреция, ремонтировать чужой дворец на свои деньги?

– Это теперь и мой дворец, здесь должны родиться мои дети, когда-нибудь я стану хозяйкой Феррары.

Она действительно начала ремонт комнат. Их было всего три – ее спальня, гостиная и спальня ее дам. Совсем не шикарно, даже слишком скромно и для дочери Папы, и для герцогини Феррары, но Лукреции так хотелось спрятаться от придворных герцога Эрколе и от него самого, что готова была ютиться и жить там, куда могут входить только ее друзья.

Узнав об этом, герцог возмутился. У Лукреции достаточно денег, чтобы ремонтировать себе комнаты и роскошно обставлять их? Тогда почему он должен ежегодно выделять ей двенадцать тысяч дукатов, как было оговорено в брачном контракте, а не меньше? Подумав, Эрколе решил, что хватит и восьми. Если покажется недостаточно, пусть урежет свои расходы или разгонит свиту, привезенную из Рима.

Услышав о том, что ее содержание будет урезано на треть, Лукреция возмутилась:

– Я не смогу жить на восемь тысяч дукатов! Было оговорено иначе!

– Я не могу себе позволить тратить на твои прихоти слишком много.

Глаза Лукреции твердо глянули в глаза свекра:

– К чему тогда было соглашаться? Я буду жить так, как живу сейчас, и на сокращение своих расходов не согласна!

– Ты живешь в Ферраре, а не в Риме, а я не столь богат, как твой отец, потому ты будешь жить на те деньги, которые я дам.

– Двенадцать тысяч дукатов! – твердо повторила Лукреция и тихонько добавила: – Феррарский лавочник.

Ее беспокоило даже не столько сокращение денежного содержания, в конце концов, Папа мог присылать недостающую сумму дочери, выделяя ее из доходов от принадлежавших ей имений, но она понимала, что стоит уступить один раз, и ее превратят ни во что. Кроме того, огромное приданое, выплаченное Александром своей дочери, позволяло выдавать ей в качестве ренты эти деньги.

Но это был открытый разрыв отношений с герцогом. Эрколе понял, что его сноха не так проста и слаба, что у Лукреции есть характер, с которым ему придется считаться.

К тому же она уже поняла, что беременна. Весть об этом обрадовала прежде всего Альфонсо, который счел свою обязанность выполненной и попросту сократил визиты к супруге. Это был сильный удар для Лукреции, со старым герцогом у нее постоянные унизительные споры из-за денег, друзей отправили из Феррары прочь, придворные относились отвратительно, денежное содержание сильно урезали, казалось, защита может быть только от мужа, но теперь и он отворачивался.

– Альфонсо, я так надеялась, что мы станем друзьями…

– Кем? С каких это пор я стал дружить с теми, с кем сплю?

– Но я твоя супруга.

– Ты всего лишь женщина, которая родит мне законных наследников. Этого достаточно. Ты забеременела, рожай, я мешать не стану.

– Ты мне не мешаешь, напротив, я хотела бы видеть тебя как можно чаще, слушать, как ты поешь, беседовать с тобой…

– Беседовать? О чем? У тебя одни наряды на уме, к тому же все Борджиа развратники и лжецы!

Лукреция сумела сдержать слезы, они лишь выступили на глазах, но не брызнули в стороны.

– Кого из Борджиа ты знаешь, кроме меня?

Альфонсо расхохотался:

– Мне достаточно твоей репутации развратницы.

– Кто ее создал, Джованни Сфорца? Мой бывший муж, торговавший секретами неаполитанцев, презренное существо, о которое никто не стал бы марать руки? Или твоя сестрица, у которой яд капает с зубов при каждом слове?

Альфонсо на мгновение замер, но тут же взял себя в руки.

– Я не собираюсь разговаривать с тобой. Ты моя жена и будешь жить по тем правилам, которые есть в Ферраре. – Словно что-то вспомнив, он добавил: – И на те деньги, которые тебе дадут.

Закрывая за собой дверь, Альфонсо не услышал, как жена прошептала:

– Правила можно и поменять, а деньги заставить дать…

У нее больше не было поддержки в лице мужа. Со свекром они ссорились, а Изабелла Мантуанская ее просто ненавидела. Ничего себе замужество!

Лукреция поступила так же, как обычно поступала, когда нужно было о чем-то серьезно подумать – отправилась в монастырь. Если требовалось просто успокоить нервы, она либо принимала ванну, либо мыла и с удовольствием сушила свои роскошные волосы, а вот когда раздумья требовались более длительные и серьезные, помогал монастырь. В обители Бедной Клары ее приняли хорошо, там никто не вспоминал о репутации развратницы, зато выделили келью, чтобы герцогиня смогла отдохнуть душой. Этому способствовала Пасхальная неделя.

Наблюдая, как подолгу стоит на коленях и истово молится Лукреция, монахини качали головами: что происходит, почему эту милую женщину с кроткими глазами и золотыми волосами так плохо приняли во дворце герцога? Лукреция не жаловалась, но шила в мешке не утаишь, Феррара знала о ее ссорах с Эрколе и о том, что донна Изабелла ненавидит невестку.

В самом городе пока относились к Лукреции настороженно, она Борджиа, а об этом семействе никто ничего хорошего в Италии сказать не мог. Однако о самой Лукреции в Ферраре никто не мог сказать плохого. Напротив, она щедро помогала всем, кому могла, ласково обращалась с просителями, правда, прогнала прочь приставленных к ней в качестве придворных феррарцев, но это ее право, если герцог считает, что она слишком много тратит на свой двор, то ее дело, кого именно удалять.

До Эрколе дошли разговоры о его размолвке со снохой, возмущенный герцог потребовал, чтобы Лукреция вернулась домой. Альфонсо было все равно, где обретается его супруга. В монастыре? Тем лучше. Пусть родит здорового наследника и может хоть постричься. Самой Лукреции немало порассказали об Альфонсо. Когда он перестал посещать спальню своей первой супруги Анны Сфорца, та в отместку стала развлекаться со своей чернокожей рабыней. Лукреция усмехнулась: это в Ферраре не считалось предосудительным, как и многочисленные связи самого Альфонсо с кем попало, зато злые наветы ее первого мужа-неудачника Джованни Сфорца приняли сразу и без сомнений!

Лукреции было так хорошо в обители, так не хотелось возвращаться в Феррару… Но герцог рекомендовал настоятельнице монастыря намекнуть герцогине сделать это как можно скорей.

Жизнь в Ферраре потекла по-прежнему: Лукреция и герцог в присутствии посторонних улыбались друг дружке, не разжимая стиснутых зубов, а наедине либо не разговаривали, либо ссорились. Альфонсо все реже посещал беременную супругу и ни для кого не было секретом, где он проводит ночи – в постелях у простолюдинок. Изабелла присылала из Мантуи полные затаенной злости письма. А двор замер в ожидании.

Конечно, Александр узнал о сокращении содержания дочери, он написал весьма резкое письмо герцогу Эрколе, на что тот не менее резко дал понять, что если всякие там незаконнорожденные желают попасть в приличную семью, то должны за это хорошенько заплатить, такой платой и явилось огромное приданое. А аппетиты супруге Альфонсо д’Эсте необходимо уменьшить соответственно требованиям хозяина Феррары.