Неля Гульчук - Терновый венец Екатерины Медичи

Смена короля неминуемо повлекла за собой перераспределение придворных должностей. Всего за несколько месяцев нового царствования Гизы достигли высших ступеней власти. Они вернули ко двору канцлера Франции Оливье, отстраненного от дел при ее покойном муже. Второй человек в государстве после короля, канцлер исполнял обязанности главного судьи, составлял акты, выражавшие монаршую волю, и ставил на них печать, а так как должность канцлера была пожизненной, то даже король не мог сместить его. Возвращение канцлера Оливье на политическую арену позволило Гизам заиметь во главе административного и судебного аппарата верного человека.

В армии Франциск де Гиз пользовался необычайной популярностью. Маршал де Бриссак, признанный авторитет в войсках, аплодисментами встретил появление Гизов у кормила власти. Выдающийся военачальник Монлюк благоговел перед Меченым. Сент-Андре и Вьейвиль тоже мгновенно приспособились к новым хозяевам. Преданный Екатерине Таванн присоединился к Гизам по ее повелению, так как она приняла их сторону и способствовала их возвышению, ибо была уверена, что в управлении государством они не сумеют без нее обойтись. Однако ей слишком быстро пришлось разочароваться.

На Королевском совете оба брата вели себя по отношению к ней как почтительные и покорные подданные, однако на самом деле они оставили ей лишь видимость власти: кардинал безапелляционным тоном отдавал распоряжения, а его привыкший командовать на поле боя брат поддерживал их столь решительно, что никто не осмеливался им возражать.

Согласно закону, королева-мать не могла ничего делать без согласия Гизов, так как в парижском парламенте, превращенном посредством присутствия принцев крови, герцогов и пэров Франции в высший судебный орган, совершеннолетний король назначил Гизов с согласия матери на должности управляющих государством.

Юридически у ставшего всемогущим клана не было конкурентов, но проводимая ими политика порождала грозную оппозицию.

Усиление протестантского движения было более чем наглядным и настораживающим, но не столько количеством еретиков, сколько силой их убеждений, пугающей могущественных Гизов.

Екатерина ясно сознавала, что слово Господа, открытое в Библии, является общей основой для обеих религий. Иисус Христос – единственный искупитель и судья. Спасение не зависит от воли человека или обрядов, оно предопределено свыше. Крещение и Святое Причастие остаются единственными таинствами, поскольку они присутствуют в Священном Писании и являются, как и чтение Слова Господа, средством общения с Иисусом.

Протестанты по всей Франции создавали свои церкви. Их число уже приближалось к восьмидесяти. Новая церковь не очень церемонилась и смело критиковала основы королевской власти и правления. Это была уже не столько реформа, сколько настоящая социальная революция, грозящая привести к кровопролитной религиозной войне.

«Если прольется хоть капля крови, из нее потекут реки», – ужасалась Екатерина.

Из шести советников, арестованных вместе с дю Буром, четверо признали свои ошибки, с пятого были сняты обвинения, а шестой не дожил до конца судебного процесса. Принципиальность не явилась отличительной чертой парламентариев. Дю Бур остался в одиночестве. Протестанты обратились к ней, полагая, что королева-мать не является в отличие от Гизов врагом новой религии. И действительно, у нее хранилась Библия на французском языке, она давала читать ее слугам, и об этом было известно. Также была отмечена ее любовь к пению псалмов и симпатия к высокопоставленным дамам, покровительствовавшим протестантам: фрейлине Жаклин де Лонгвей, герцогине де Монпансье, сестре короля Генриха II Маргарите. Многие причисляли ее к лицам, относящимся с благосклонностью к исповедующим новую веру.

Сразу после смерти супруга Екатерина получила послание, содержащее прошение «не допустить, чтобы новое царствование началось с пролития крови невинных». Она отнеслась благосклонно к этому прошению, пообещала смягчить участь протестантов при условии, что каждый из них будет вести себя тихо, не провоцируя скандалов.

Однако обещание не удалось выполнить из-за усиленной слежки за каждым ее шагом со стороны Гизов, и протестанты посчитали себя вправе поднять голос. Екатерине передали их слова: «Она вполне может убедиться, что Господь не оставит без наказания подобную несправедливость. Ведь она прекрасно знает, что дю Бур не виновен. Господь наказал старого короля, но пусть она знает, что Его рука еще поднята и расплата может пасть на нее саму и ее детей».

Эта угроза обескуражила Екатерину. Она заявила своей любимой фрейлине Жаклин де Лонгвей, что лишь жалость и свойственное ей от природы сострадание заставляет ее желать им добра, а вовсе не то обстоятельство, будто она считает их религию правильной. Екатерина была убеждена, что суровость в управлении государством необходима, и перестала противостоять жестоким мерам Гизов.

А уж они-то постарались вовсю!.. Гизы безжалостно применяли постановления Генриха II против кальвинистов. Они устроили облаву в предместье Сен-Жермен, именуемом «маленькой Женевой». Проживавшие там дворяне-протестанты оказали вооруженное сопротивление. В различных кварталах Парижа были произведены обыски и аресты.

Гизы приказали казнить дю Бура, и он был сожжен живьем.

Во время казни он успел крикнуть в толпу:

– Я гибну во имя Господа! А вы при виде моих мук придите к покаянию!

Ответом на сожжение дю Бура было убийство Антуана Минара, члена парламента решительного противника протестантов.

Сожжение на костре дю Бура вызвало многочисленные протесты, однако они не поколебали стремление лотарингцев подавить протестантское движение. Согласно постановлению, принятому парижским парламентом, все дома, где проходили недозволенные религиозные собрания, следовало стереть с лица земли; высокородным господам запрещалось принимать протестантизм под страхом лишения всех прав.

Эти карательные меры вызывали недовольство протестантской знати, возмущенной тем, что власть в государстве прибрал к рукам один политический клан.

Екатерина вновь возненавидела Гизов, но они внушали ей страх. Как жаль, что Генрих и Диана женили Франциска на шотландке! Невестка не выходила у нее из головы. Мария заставляла мужа во всем слушаться хитрых де Гизов. И Франциск стал непокорным сыном, подчинявшимся не матери, а дядьям жены.

Она уже осознала, что совершила ошибку, предприняв слишком поспешные действия. Она повергла в немилость коннетабля Монморанси, добившись того, что молодой король отобрал у него королевские печати. Тогда желая расположить к себе Гизов, она предложила отдать печати им. Теперь Монморанси наверняка стремится закрепить свой союз с Бурбонами.