Сергей Марков - Вечные следы

Долина Письмен в Синае находилась возле урочища Магарах, где в жилах медной руды находили бирюзу. Другие надписи сохранились на скалах близ дороги в приморский городок Тор, пересекавшей пустыню. В этой же области находились и поющие пески Каменистой Аравии. После захода солнца, а иногда и после коротких дождей горные пески издавали здесь удивительные звуки. По этой причине одна из синайских гор называлась Колоколом (Эль-Пакус). Порфирий Успенский не раз бывал в черных шатрах бедуинов. Странствуя по Синаю и посещая монастырские книгохранилища, он, очевидно, вспоминал, что именно там в 547 году н. э. ученый-византиец, прозванный Косьмой Индоплавателем, написал свой огромный труд с богатейшими сведениями о Египте, Аравии, Индии и Китае.

С 1847 по 1865 год Порфирий Успенский находился в Русской миссии в Иерусалиме. Он продолжал свои путешествия по Ближнему Востоку и Африке. Так в 1850 году он объехал Египет, собирая, как и всегда, памятники древней письменности и народного искусства. Плодом этих трудов было описание Египта, вышедшее в 1856 году.

Советский академик И. Ю. Крачковский высоко оценил собирательскую деятельность Порфирия Успенского, отметив особо открытия древних хроник на арабском языке.

При Порфирий Успенском росли и украшались русский городок и подворье, что стояли за Яффскими воротами города Иерусалима. Русская библиотека, школа, а позднее — даже астрономическая обсерватория и маяк-колокольня на Элеоне («Масличной горе») за Кедроном — вот следы русской культуры той эпохи в Палестине.

В конце своей жизни Порфирий Успенский принимал участие в работах Русского Палестинского общества. Исследователь Синая немало потрудился и на Афоне, где в те времена насчитывалось до 13 тысяч редчайших славянских и греческих памятников древней письменности. Итогом этих работ явились написанные им «История Афона» (1876) и труд «Афонские книжники» (1885).

Ученым сотрудником и секретарем Порфирия Успенского был Фадлаллах Сарруф, араб из Дамаска. Любопытно, что за три года до смерти Успенского (1885) Сарруф стал читать лекции по востоковедению в Петербургском университете.

«Доктор эллинской словесности» и знаток Ближнего Востока Порфирий Успенский был связан в своей научной деятельности и с К. М. Базили, русским консулом в Сирии и Палестине (1839–1853), написавшим несколько ученых трудов по истории и географии восточных стран.

Сорок четыре года подряд Успенский вел дневники о своих путешествиях, встречах и жизненных впечатлениях. Эти многотомные записки были выпущены Академией наук уже после смерти ученого, в 1894–1902 годах.

Богатейшее собрание рукописей, рисунков, каталогов, научных описаний, принадлежавшее исследователю Синая и Палестины, хранится в Архиве Академии наук СССР и еще ждет тщательного изучения и издания.

После смерти Чокана Валиханова известный русский ориенталист И. Веселовский сравнил его деятельность с блестящим метеором, промелькнувшим над нивой востоковедения.

Но ведь метеоры сгорают и гаснут, а имя Чокана и доныне остается путеводной звездой исследователей Востока. Советские ученые продолжают дело, начатое им, дивясь его прозорливости, смелым догадкам, широте его кругозора. Жизнь Чокана была необыкновенна.

Так пробовал я воспеть Чокана, его судьбу. Этих стихов мне показалось мало, и я написал книгу о нем, о его друзьях и современниках, шедших, подобно ему, к чистым и сияющим вершинам науки.

Почему Чокан считался живым чудом?

До 1847 года он не знал ни слова по-русски, а через несколько лет в стенах Омского кадетского корпуса овладел знаниями, которые, казалось, были не под силу хрупкому подростку.

Еще совсем недавно Чокан сидел у степного очага, слушая рассказы баганалинского чародея Койлубая, который, как уверял сам чародей, имел власть над демоном Надыр-Чулаком. Из полудикой тогда степи Чокан пришел в иной мир, где люди читали Белинского и Гоголя, заучивали пламенные строки Лермонтова, увлекались романами Диккенса и Теккерея.

Когда Чокану исполнилось четырнадцать лет, ему стали пророчить славу будущего ученого. Уже тогда он писал заметки о жизни родной степи, об обычаях казахского народа. Года через два вместе со своим отцом Чингисом Валиевым он записал замечательную поэму казахского народа «Козы-Корпеш и Баян-Сулу». Кушмурунский список поэмы лежал в библиотеке юного Чокана рядом с номерами «Современника» — его любимого журнала.

Кто помогал Чокану начать путь к вершинам?

Это были передовые, просвещенные русские люди, жившие в Омске. Среди них мы находим сестру Менделеева Е. Н. Капустину, подполковника И. В. Ждан-Пушкина, преподавателя Н. Костылецкого, дочь декабриста Анненкова О. И. Иванову, К. К. Гутковского и многих других друзей Чокана, руководивших развитием необыкновенного подростка.

Позднее состоялось знакомство с Федором Достоевским, встречи с Сергеем Дуровым, Петром Семеновым, тогда еще не имевшим величественной приставки «Тян-Шанский» к своей фамилии.

В стенах Омского кадетского корпуса Чокан пробыл до 1853 года. Он получил эполеты офицера русской службы и был причислен к армейской кавалерии. Молодой офицер состоял при особе генерал-губернатора Западной Сибири Г. X. Гасфорда — человека, прославившегося на всю Российскую империю самодурством и фантастическими административными предприятиями.

Чокан стал изучать первоисточники по истории Средней Азии. Казахстана, Сибири, Западного Китая. Его волновали судьбы древних народов — юечжей, хун-ну, тукиу, жужаней, хягасов, усуней. Он читал творения Махмуда Кашгарского, изучал «Тарихи и Рашиди».

Кажется, уже тогда у него зародилась мечта проникнуть в недоступный европейским путешественникам Восточный Туркестан.

Настал 1855 год, и Чокан Валиханов совершил первую большую поездку в Тарбагатай, Семиречье, Заилийский край. Его видели в Аягузе, Копале, в благодатной долине Алматов, где в то время было основано укрепление Верный. Чокан посетил Джунгарские ворота, побывал в Каркаралах, Баян-Ауле, Кокчетаве и других местах. Он изучал развалины древних городов, наскальные рисунки, каменные изваяния, записывал предания, песни и сказки казахского народа.

Вот тогда-то и состоялась вторая встреча Чокана с Федором Достоевским, тянувшим лямку ссыльного солдата в Седьмом линейном батальоне, стоявшем в Семипалатинске.

Вскоре после этого Достоевский писал Чокану:

«…Не великая ли цель, не святое ли дело, быть чуть ли не первым из своих, который бы растолковал в России, что такое Степь, ее значение и Ваш народ относительно России, и в то же время служить своей родине просвещенным ходатайством за нее у Русских. Вспомните, что Вы первый Киргиз — образованный по Европейски вполне» (в те времена казахи тоже назывались киргизами).