Артамонов Иванович - КУДЕЯР

— Святотатство какое! — не сдержал своего гнева митрополит.

— Обещаю вам, псковичи, разобраться в вашем деле, и если окажется сказанное вами правдой, Андрею Шуйскому не поздоровится. Ступайте и скажите всем псковским людям, что великий князь помнит о них.

Псковичи низко поклонились и вышли из палаты.

— Святотатство какое! — повторил Иоасаф. — Мёртвых из земли изымают и уродуют!

Иван Фёдорович Бельский напряжённо думал, как повернуть жалобу псковичей в свою пользу, во вред Шуйским. Если Андрея Михайловича отозвать с наместничества, он явится в Москву и сразу же начнёт пакостить ему, Бельскому. Посадить его за сторожи вряд ли удастся — мало ли чего творят наместники по городам и весям! Поэтому, когда великий князь вопросительно посмотрел на него, Иван Фёдорович сказал так:

— Я думаю, надо пожаловать псковичей грамотой, которая позволяла бы им самим обыскивать и судить лихих людей, разбойников и воров, не водя их к наместнику. Пусть этот суд творят выборные добрые люди. Что же касается Андрея Михайловича Шуйского, то его следует отозвать с наместничества и послать на время в собственные владения в Заволжье.

— Одобряю намерения Ивана Фёдоровича, — согласился митрополит Иоасаф.

— Пусть будет по-вашему.

Весной 1541 года Сагиб-Гирей занедужил, и поэтому поход на Русь, обещанный ханом Семёну Бельскому, не состоялся. Когда же крымский властитель поправился, то хотел было осуществить задуманное, однако его намерениям воспротивились князья и уланы. Особенно усердствовал московский доброхот Аппак-мурза.

— Пресветлый царь! Получил я весть от сына моего брата Магмедши Сулеша, он ныне в Москве и проведал, будто московский князь большое войско послал на Оку ради береговой службы. Потому не следует тебе идти на Русь.

Сагиб скривился.

— Недоволен я твоим племянником Сулешом. Был у меня здесь русский посол Злобин, который взял с меня шертную грамоту, а в той грамоте было писано, какие поминки великий князь должен был посылать нам. Получив эту грамоту, в Москве вознегодовали и потребовали, чтобы к ним прибыл наш посол. Послали мы Сулеша, и твой племянник тотчас же согласился без нашего одобрения переписать грамоту так, как надобно было боярам. Я эту грамоту разорвал и послал другую, с непригожими словами. В той грамоте я велел написать, что московский князь молод, в несовершенном разуме, а потому не может быть мне братом. Сулешу же я велел ехать домой. Но когда он хотел последовать моему приказу, бояре не отпустили его, а сказали: «Положи на своём разуме, с чем тебя государю отпускать: царь такие непригожие речи к государю написал в своей грамоте; и государю что к царю приказать: бить ли челом или браниться? Государь наш хочет быть с ним в дружбе и в братстве, но поневоле будет за такие слова воевать». И тогда я велел своим людям пограбить каширские места. Когда в Москве узнали об этом, то у Сулеша отобрали лошадей и приставили к нему стражу. А я ведь нарочно послал рать к Кашире, чтобы великий князь положил на Сулеша опалу. Да кто-то донёс об этом в Москву, и тогда великий князь приговорил с боярами пожаловать Сулеша. Так что не верю я твоему племяннику, будто на Оке скопилась большая рать. Ступай прочь.

Аппак вышел.

Сагиб-Гирей направился в гарем к своей любимой Зухре. Здесь был совсем иной мир: пахло благовониями, всё озарено каким-то загадочным янтарным сиянием, пол устлан чистыми пушистыми коврами. От благовоний голова начинает тяжелеть, возникает желание прилечь на устланную шёлковым покрывалом мягкую тахту, ни о чём не думать. Вот из-за занавески появилась Зухра в шёлковых лиловых шароварах, с широким поясом, унизанным драгоценными каменьями, с ожерельем, из-под которого выглядывают такие соблазнительные груди. Зухра вытягивает вверх руки, делает животом сладострастные движения, сперва медленные, ритмичные, а затем острые, зажигательные.

— Иди ко мне, моя милая Зухра! — шепчет Сагиб-Гирей.

Гибкие руки обвили его шею, пахнущие благовониями волосы захлестнули лицо. И вдруг слеза упала на щёку хана.

— О чём ты плачешь, Зухра?

— Господин мой! Не покидай меня, не ходи с ордой на Москву. Чует моё сердце- не к добру этот поход!

— Я не решил ещё, быть ли походу на Русь, но если пойдём, ты будешь вот в этом же самом шатре со мной.

— Не хочу… не хочу я… — Зухра капризно скривила губы. — Там пыльно и душно, пахнет навозом, а не благовониями. Очень прошу тебя, господин мой, останься в Бахчисарае!

— Хорошо, я подумаю и, может быть, не пойду этим летом на Русь.

Семён Бельский велел Матвею позвать к нему Бурондая, а когда тот явился, спросил:

— Почему Сагиб медлит с походом на Русь? Ещё весной всё было готово, да случилась беда-царь заболел. Минул июнь, царь выздоровел, а поход всё не начинается.

— Дело в том, господин, что многие князья и уланы уговаривают Сагиб-Гирея идти не на Москву, а против литовцев или вообще никуда не ходить, поскольку осень на носу, а в распутицу в поход не ходят.

— Слышал я, будто Аппак всячески отговаривает Сагиба от похода на Русь. Почему же молчит Абдыр-Рахман? Разве Жигимонт мало ему платит?

— Абдыр-Рахман стал ленив, плохо служит Жигимонту.

— К чему же казну от него берёт? Две тысячи золотых- деньги немалые.

— Отчего же не брать, коли дают?

Семён Фёдорович задумался. Ещё минувшей осенью он написал Жигимонту, что сумел отвратить поход крымцев на Литву, и взял с хана клятву, что тот весною пойдёт на Москву. Король очень благодарил за это своего верного слугу и послал ему сто коп грошей, а королева от себя добавила денег. Ныне же всё идёт псу под хвост. Нет, он не может равнодушно смотреть, как ожиревшие князья и уланы уговаривают Сагиба сиднем сидеть в Бахчисарае.

— Сагиб-Гирей у себя?

— Да, пресветлый князь.

— Скажи Абдыр-Рахману, Кудояру и Халилю- пусть идут во дворец, будем говорить с царём о походе на Русь.

В сопровождении троих вельмож, представлявших в Бахчисарае интересы Жигимонта, Бельский вошёл в палату хана.

— С чем пожаловал, князь?

— Пресветлый царь! Мы пришли просить тебя незамедлительно начать поход на Русь. Многие князья и уланы твердят тебе, будто великий князь отправил на береговую службу большое войско, однако мне ведомо, что это не так. Мои люди пишут, что русские очень боятся Сафа-Гирея, а потому послали во Владимир большого воеводу Ивана Васильевича Шуйского вместе со многими другими боярами и князьями, дворцовыми и городовыми людьми.

Сагиб-Гирей кивнул головой.

— Слышал я, что Иван Шуйский отправлен во Владимир.

— Большие нестроения ныне на Руси: мой брат Иван враждует с Шуйскими, оттого и послал Ивана Васильевича во Владимир, а Андрея Михайловича Шуйского свёл с наместничества во Пскове. Уверяю тебя, пресветлый царь, поход твой будет успешным, многих людей пленишь и выведешь в Крым, вред большой русским понаделаешь, города возьмёшь и выпалишь, пушки отберёшь, великие богатства приобретёшь.