Милий Езерский - Марий и Сулла

Сульпиций служил легатом при консуле Публии Рутилии Лупе и был его любимцем. Муж знатный, богатый, с большими связями, он учился ораторскому искусству под руководством видных риторов, и когда вспыхнула Марсийская война, — растерялся, не зная, на чью сторону стать: разделяя идеи и стремления Марка Друза, которого он любил и уважал, будучи сам патрицием и потому приверженцем олигархов, Сульпиций не мог примкнуть к угнетенным народам, считая это изменой родине, и после долгих размышлений отправился воевать.

Он видел поражения и гибель Рутилия Лупа, незначительные победы Мария, а когда приходили вести об успехах Суллы и Марий бесился, Сульпиций пожимал плечами.

Однажды Сулла помог Марию разбить марсов и уничтожил более шести тысяч человек, укрывшихся в виноградниках.

Когда часть победы была присуждена войсками ненавистному патрицию, Марий упал духом: «Неужели я разучился побеждать? — думал он. — О боги, сжальтесь над стариком, любящим родину!»

Он сидел в шатре рядом с Суллой и слушал речь соперника, тормоша усы и сдерживаясь, чтобы не натворить глупостей. Сулла спокойно говорил о необходимости выставить сторожевые посты вдоль латино-кампанских берегов, упомянул об успехах Люция Юлия Цезаря при Ацеррах и Помпея Страбона в Пиценском округе и прочитал несколько слов из эпистолы рижского друга:

«Сегодня торжественно хоронили Рутиния Лупа и погибших патрициев. Рим в трауре, на лицах граждан скорбь. Сенат постановил, чтобы погибшие на войне не привозились больше в Рим, а хоронились на поле битвы, — мудрое решение! Разве вид похорон не может содействовать упадку духа граждан?

Год борьбы уже на исходе, а римляне не достигли в боях существенных успехов. Народ приуныл. Все думают, что боги, недовольные квиритами, шлют им тяжкие кары. И только полученное на днях донесение о победах Цезаря и Страбона воодушевило римлян. Сражайтесь же храбро, друзья и наши защитники, и не посрамите орлов дорогого отечества!»

Марий был мрачен. Он тоже получил эпистолу, но о ней молчал: Юлия писала, что сенат порицает его за нерешительность и медлительность, а всадники и часть народа считают его одряхлевшим стариком.

«Ему шестьдесят шесть лет, говорят всюду и удивляются, что ты вздумал воевать. Я и друзья советуем тебе возвращаться в Рим. Из южных войск отзывают в Рим Люция Юлия Цезаря — не потому, что им недовольны, а оттого, что он выбран цензором».

— Гонец из Рима! — объявил караульный легат, входя в шатер.

— Пусть войдет, — хмуро вымолвил Марий.

Взяв из рук гонца несколько эпистол, он хотел отложить их, но тот указал на свернутый в трубку пергамент с печатями:

— Срочное приказание сената.

Марий сорвал печати, и лицо его, по мере того как он читал, бледнело. Однако, желая скрыть свое волнение от Суллы, притворился довольным:

— Наконец-то сенат внял моим просьбам и освободил меня от военной службы! Я болен, друзья, и передам легионы Люцию Порцию Катону, как только он прибудет из Этрурии… А тебе, Сульпиций, сенат приказывает отбыть в страну пиценов, в ведение Помпея Страбона…

Голос его дрогнул.

— А известно ли вам, друзья, — сказал Сулла, — что я принимаю камланскке легионы от Цезаря? Я получил ночью приказание сената…

— Почему же ты молчал?! — крикнул Сульпиций. — Мы бы выпили за твое здоровье и успехи легионов!

— Выпить никогда не поздно. Итак, первый фиал — за Гнея Помпея Страбона, с которым я одерживал победы над пиценами! Второй — за его помощников Метелла Пня и Люция Циину! А третий — за тебя, нового его сподвижника!

— Если мы добьем марсов, — улыбнулся Сульпиций, — то принесем Марсу немало благодарственных жертв!

— Жертвы можно принесть и теперь, — возразил Сулла, — но пока жив Помпедий Силон, дым от них будет горек…

Выпив кубок вина, он встал:

— Пора ехать. Помните, что враг не дремлет.

«Гней Помпеи Страбон, консул и пиценский полководец — сенату и римскому народу.

Милостью богов Аскулум пал. Юпитер, Минерва и Беллона обещали победу римским легионам: так говорили авгуры, возвещавшие волю бессмертных, так сказали небожители, явившись мне в чудесном сновидении. Я видел, как отец богов метал молнии в бегущих. Копьедер-жательница поражала их, а Дева-лучница осыпала стрелами. Слава богам! Потери мои невелики, и я иду дальше, памятуя об отвоевании отпавших от нас земель и об усмирении непокорных племен».

Хорошее настроение Страбона увеличилось, когда поступили донесения от Квинта Метелла Пия и Гая Люция Цинны: оба помощника сообщили, что марсы окончательно сложили оружие, а Квинт Помпедий Силон бежал к самнитам. Эпистола Метелла кончалась словами: «Боги с нами и да пребудут с тобой и с твоими легионами», а Цинны — проклятиями: «Пусть поглотит Тартар Помпедия, который, несомненно, возобновит борьбу!»

По зеленой равнине, исчерченной серыми дорогами и берегами узкой, но глубокой Пескары, шли толпы народа — старики, женщины и дети.

Впереди белела Италика, недавно еще скромная и малонаселенная, а теперь шумная, столица восставших, племен. Здесь заседал сенат из пятисот человек, чеканилась серебряная монета, с надписями на латинском и самнитском языках, а на форуме происходили народные комиции, похожие на римские.

В этот день сенат сзывал в столицу горожан и земледельцев всей области, но пришли только старики, женщины и дети. Все мужи и юноши находились в легионах, и даже мальчики собирались на войну. Несмотря на это, народу собралось много.

Небольшая площадь с возвышением, на котором стоял Каинт Помпедий Силон, не могла вместить всех прибивавших, и они взбирались на крыши зданий, на колонны портиков и храмов, чтобы услышать, что скажет любимый вождь.

— Братья, — звучным голосом заговорил Помпедий, — час нашего поражения еще не наступил, но уже близок Хищная римская волчица терзает нас. Мы разбиты, наши когорты не в силах бороться, и наши мужи готовы сдаться на милость врагов. Братья, мы стремились покорить римлян и основать новое государство. Мы — люди и жаждем человеческих прав и свободы. Кто желает бороться, пусть идет в легионы, а трусы, предпочитающие рабство, пусть остаются в городе и ждут кровожадных палачей!

— Веди нас! — закричала толпа. — Все пойдем!

— Останутся только старухи и дети!

— Веди!

Седобородое лицо Помпедия осветилось радостной улыбкою.

— Братья, враг приближается. Но прежде, чем мы отправимся, поклянитесь бороться до конца.

И он стал медленно произносить слова клятвы, а толпа хором повторяла их…

Сулла покорял Кампанию. Его легионы взяли и разрушили Стабию, потом пал Геркуланум, а Помпея упорно сопротивлялась.

Полководец понимал, как важно овладеть ею: она была общей пристанью Нолы, Нуцерии и Ахерр. Объезжая городок, он смотрел на величественный Везувий, поднимавшийся над городами и деревнями, покрытый зелеными полями, поглядывал на Серреит и на мыс Сиренус, где возвышался храм Афины, сооруженный, по преданию, Одиссеем, и всюду глаз встречал виноградники и оливковые посадки. Вспоминался Венафр (откуда лучшее оливковое масло), славный прозрачным, как мед, маслом, его долины и крутобокие белогрудые девы.