Эммануил Флисфиш - Кантонисты

Измученные долгими пытками, кантонисты, как видно, уже заранее уговорились покончить в присутствии царя с многострадальной жизнью своей, во славу Божью (ал кидуш ашэм).

Это предание было очень распространено в середине прошлого века в различных вариантах. Один из этих вариантов был воспроизведен в немецкой газете «АМдетете 2е1итд йез .^йетНитз» от 1845 года в следующем виде:

«Некий русский полковник однажды позволил себе сыграть злую шутку и велел погнать 800 рекрутов-евреев к купели под звуки труб и барабанный бой для принятия святого крещения. Двое из рекрутов предпочли умереть на месте, чем допустить совершение над собою акта крещения ради прихоти сумасбродного полковника».

Это газетное сообщение вдохновило немецкого поэта Людвига Виля на стихотворение «01е ЬеИёп Маг-го$еп «, напечатанное в 1847 году в журнале «МезгозШ-сНе ЗсЬотаЬЬеп».

Другой немецкий писатель д-р Замтер воспроизвел предание о кантонистах-утопленниках в своей книге «.1ис1еп{аи{еп т XIX ЛаЬгЬипйегг» (Берлин, 1906 год) Между прочим в этой книге автор сообщает, что в 1843 году был составлен специальный катехизис для подготовки еврейских кантонистов к принятию святого крещения. Катехизис составил крещеный еврей, профессор духовной академии Левинсон по приказу обер-прокурора святейшего Синода.

Д-р Замтер на основании донесений Святейшего Синода приводит также некоторые данные о молодых евреях, перешедших в христианство. В царствование Николая I их число достигало несколько десятков тысяч человек.

«Никто, — говорит автор, — из европейских монархов не владел так искусством обращения евреев в христианство, как император Николай I. В одном только 1854 году он обратил в православие свыше пяти тысяч душ — высшая годовая цифра, которой не могла похвалиться в XIX веке ни одна из христианских церквей в Европе. В сороковых годах прошлого века только обе русские столицы насчитывали около 30 тысяч выкрестов. С воцарением на престол Александра II число крещений резко уменьшилось».

Истязания происходили большей частью во время купанья в реке, вспоминает один. Бывало, ефрейтор схватит кого-нибудь из нас за голову, быстро окунет его в воду 10—15 раз подряд. Тот захлебывается, мечется, стараясь вырваться из рук, а ему ефрейтор кричит: «Крестись, освобожу». Когда же мальчик все-таки согласия не давал, несчастного выбрасывали на берег. От такого купанья многие глохли.

Кантонистам строго-настрого запрещалось носить «арба-канфос». Это вроде жилета с молитвенными нитями на нижних четырех краях жилета. Когда же поймают кого-нибудь в «арба-канфос», то подожженными нитями жгли провинившемуся ресницы.

Выдают кантонисту казенную годичную одежду и велят хранить в постельном ящике. Утром встает, ничего нет из одежды: все «украдено» дочиста. Прибегает ближайшее начальство, дядька или ефрейтор, и начинает рисовать дрожащему мальчику все ужасы, какие ждут его за «промот» казенных вещей: розги, прогон сквозь строй и т.п. Тот заливается слезами и полный отчаяния умоляет своего начальника спасти от наказания. «Крестись, — следует ответ, — и начальство простит тебя».

Подают щи, приправленные свиным салом. Еврейский мальчик не может перенести даже запаха щей, его так и тошнит; до щей он не дотрагивается и ест один только хлеб. «Жид, отчего щей не кушаешь?» — кричит на него ефрейтор.

— Не могу, — отвечает тот, — пахнет свининой.

— А, так ты таков! Стань-ка на колени перед иконой. — И держат провинившегося мальчика часа два подряд, пока коленки не онемеют, а потом велят встать и дают ему 15—20 розог по голому телу.

Вот что рассказал о себе другой бывший кантонист.

— В 1845 году из нашего батальона осталось в живых только двое: я да наш регент Афанасий Степанов. Трое из нашего батальона — мы были архангельские — зарезались, двое удавились, несколько утопилось. Бывало, накормят нас «солянкой» (маленькие соленые рыбки), пустят в баню, жару нададут, а воды ни капли... «Ну, будете, жиды, креститься или нет?» Ну, вестимо, дети малые, кто и заявляет желание... У меня тоже терпения не хватило, ну и окрестился.

Купец Нанкин, крещеный еврей, вспоминает следующее из того, что ему приходилось испытать, когда он находился в Архангельской школе кантонистов.

Приставленный к Нанкину дядька исполнял свою обязанность весьма усердно. Он заставлял его стоять на узких стенках двух соседних, широко раздвинутых кроватей и при этом еще держать высоко над головой в каждой руке по довольно тяжелой подушке. В таком неестественном положении с растопыренными ногами и руками простаивал Нанкин долго, пока в изнеможении не сваливался на пол или на кровать, получая каждый раз тяжелые ушибы. Когда уже не было сил стоять больше и несчастный ребенок начинал умолять своего истязателя: «дяденька, отпусти!» — он слышал грубый ответ: «Крестись, жид, тогда отпущу!»

Подобные истязания, в числе прочих, заставили Нанкина, как и многих других его товарищей, отречься от еврейства и перейти против воли в православие.

Нас учили, вспоминает Шпигель, произносить молитвы и каждое воскресенье водили в церковь. Протестовать против штабс-капитана Шухова, нашего командира, и священника Боголюбского не решился никто. Священник Боголюбский часто брал меня к себе домой, где я играл с его сыном Ганькой. Жена и дочери батюшки закармливали меня и все уговаривали креститься, надевали на меня крестик, рассказывали и внушали мне, что Христос тоже был еврей и прочее. Им уже казалось, что вот-вот я приму православие. Но все было напрасно. За это дети меня возненавидели, а батюшка понял, что трудно меня обратить в православие и отказался от своего намерения. А к тому времени вышел манифест о роспуске кантонистов. Нас осталось в заведении около 150 евреев. С роспуском солдатских детей исчезли ежедневные побои и розги и мы уже могли отлучаться с билетами в город. Жизнь изменилась.

Между слабыми, хилыми детьми встречались и твердые духом, которые не сдавались и переносили невероятные пытки или умирали под розгами неумолимых мучителей. Дети 10 и 12 лет, ничего не знавшие кроме материнских ласк, умирали иногда как настоящие мученики.

Вот история одного из них, которого по приказу командира Дьяконова беспрестанно пытали. Он, правда, не умер, вынес все муки и настоял на своем...

Берко Финкельштейн был взят в кантонисты, когда ему было 15 лет. Малолетним его отослали в Галицию к родственникам, а начальство уведомили, что он умер. 14 лет от роду Финкелыцтейн возвратился к родителям как австрийский подданный. «Доброжелатели» донесли через год, и 15-летний Берко был зачислен в кантонисты, а родители его посажены в тюрьму за укрывательство сына.