Юрий Крутогоров - Куда ведет Нептун

И вот во время такой душеспасительной беседы явился к компасному мастеру гость. Звали Иваном Ивановичем. Старик не знал, куда и усадить его. Застелил стол расписной скатертью, принес разного угощения.

Попили чаю с пирогами и ватрушками.

Гость поинтересовался приборами: сделаны ли?

— А как же, а как же, — суетился старик. — Давно сделал. Жду, а тебя нет.

Иван Иванович рассказал, что его долго не было в столице. Ходил в Архангельск. Привел оттуда в Кроншлот несколько кораблей. (Ага, он капитан!) И назвал, какие корабли: «Селафаил», «Ягудиил», «Варахаил», «Уриил».

Илья Федотович удивился:

— Таких имен нет и в святцах.

— В эскадре будут, — коротко сказал гость.

Он поведал, как сильно потрепало их в море.

— Думал, берега более не увижу. Давно такого шторма не видел.

— Небось с тех пор, когда в Ост-Индию ходил?

Старик дул в блюдечке чай, мелко прихлебывал, косился на Василия и Семена: все знаю, про всех все ведомо.

— Влечет меня, Иван Иванович, разнообразное жизнеописание. Да и в каких ты морях только не побывал, а?

— От тебя не скроешься, — улыбнулся гость. Он разложил на столике небольшой чертеж. — Вот новая буссоль.

Илья Федотович нацепил на нос проволочные очки. Рассмотрел чертеж.

— Сделаешь?

— А через недельку и приходи.

Теперь незнакомец, как бы выполнив главное свое дело, внимательно оглядел парней, не спускавших с него глаз.

— Твои ученики?

— Морской академии ученики. Из Москвы.

— Вон что!

— Вразумляю на путь истинный.

— Это ты умеешь, Илья Федотович. — Незнакомец подмигнул парням. — А как академия вразумляет?

Поговорили о предметах, которые изучают школяры. Семен смешно рассказал о сержанте Евском, об его фортификационной науке, об учителе географии Грейсе.

— А навигацию кто ведет?

— Профессор Фархварсон.

— Это славно. По штюрманам, которых изволил выпустить, могу сказать: надежный учитель.

Имя русское, акцент выдает иноземца. Немец? Француз? Голландец? Скулы широкие, лоб высокий, парик до плеч. Глаза узенькие — монгол? Как просто сказал — привел корабли из Архангельска. Как никого не захотел удивить — побывал в Ост-Индии.

Незнакомец проявил живой интерес к Семену и Василию: откуда родом, живы ли родители, тоскуют ли по дому.

— Меня море рано забрало из-под родительского крыла, — говорил Иван Иванович. — Детство на земле было совсем маленькое.

Как он славно это произнес — детство на земле…

— Когда я умру, — засмеялся Иван Иванович, — то прах мой составит горстку морской соли!

Зрачки пытливые, острые — он ими как бы укалывал.

— А ты что так робок? — обратился Иван Иванович к Прончищеву. — Товарищ твой успевает говорить и за себя, и за тебя.

— Я слушаю, — сказал Прончищев.

— Смущаешься?

Иван Иванович поднялся.

— Мне пора. Иду новый корабль принимать. — Пожал руки Семену и Василию. — Рад был вас узнать. Желаю в науках от градуса к градусу идти радетельно.

Семен спросил:

— Дозвольте узнать, что за корабль?

— Фрегат «Мальбург» о шестидесяти пушках.

— Приличное судно.

— Приличное! — усмехнулся Иван Иванович.

Когда капитан ушел, Прончищев задал старику вопрос:

— Это кто же такой?

— Датского происхождения человек. Умнейший мужчина.

— А фамилия?

— Беринг. Иван Иванович его русское имя. А так — Витус Беринг.

Директором академии приказано заготавливать лед для провиантских складов.

Сержант Евский предупредил:

— На реке не баловать.

Двое мастеровых, расчертив каток на ровные квадраты, выпиливали хрустальные, сияющие на воздухе кубы.

Прончищев, братья Лаптевы отвозили на салазках кубы к подмостьям. Челюскин веревкой подтягивал лед наверх, грузил его на розвальни.

Веселая работа.

— Эй, ребята, — воскликнул Харитон, — поглядите!

В середине ледяной глыбы застыла рыбешка — темное брюшко, розовые плавники, остекленевшие глаза.

— Как живая. Заснула, видать.

Глыбу водрузили на салазки.

Выглянуло солнце; казалось, рыбешка замерла в прозрачном аквариуме.

— Чего замешкались? — Челюскин запустил в Василия снежок.

На противоположной стороне полыньи — снежный намет. Прончищев подскочил к сугробу, поскользнулся и, не успев опомниться, скатился в воду, ушел вглубь с головой. Вынырнул, пытаясь скинуть полушубок. Вцепился в закраину, не удержался. Харитон с силой выдернул из подмостьев доску и толкнул ее к полынье. Василий ухватился за доску.

— Живой? Васька, живой? — Челюскин облапил товарища. — Я и моргнуть не успел, а он с головкой.

— Да живой я, живой. Не мни ты меня, Семка.

Сбросили с розвальней лед, велели вознице мчать на Васильевский остров.

Башмаки на морозе тут же заледенели, с мокрых волос свисали тонкие сосульки.

— Ледовый рыцарь! — радовался Челюскин. — Сейчас я тебя припеку.

Дома растер Василия шерстяными варежками, напоил чаем с брусничным листом.

— Братички, истинно братички, — умилялась чухонка.

К вечеру Прончищеву стало хуже. Звал Рашидку, поминал сизарей.

— Вась, а Вась, очнись. Слушай, чего скажу.

Что он мог сказать?

— Господи, — всхлипнула чухонка, — у меня так сынок помер. Посинел — и душу отдал богу.

Куда бежать? Кого звать?

Светлое крылышко фитилька в лампаде присело в лужицу воска, трепыхнулось раз-другой.

Челюскин влез в кафтан, выскочил на улицу, в беззвездную санкт-петербургскую ночь.

Работа увлекла Андрея Даниловича.

«Надлежит неоднократно чинить пеленг в разных местах, — писал он, — дабы верно положить оный на карту. Смерить кругом оного острова, какие от него мели и подводные камни. Крейсированием вымерить фарватер до Березовых островов, описывая, именно сколько в котором месте глубины и где какой грунт».

Сочинять такие бумаги не входило в обязанности Фархварсона, но как отказать, если за просьбой стоит сам генерал-адмирал!

Фархварсон еще в Англии занимался изучением Балтийского моря. Знал его господствующие ветры, особенности Финского залива, воды которого скрывали коварные банки, отмели, каменные гряды.

«Униженный слуга российского флота» — так называл он себя. Впрочем, не без достоинства: слуга, но кому услужает?

Он любил мальчиков.

Часто задумывался об их будущей судьбе. Море цепко держит своих служителей. До дня последнего.

— Что есть навигация? — спрашивал на уроках Андрей Данилович. — Наука кораблеплавательная. Учит, как управлять кораблем, чтобы безблудно можно было идти по воде.

А как хотелось, чтобы они и жили безблудно. Ему нравились слова флотского устава Петра I. Ни в каких иностранных уставах не предписывалось моряку «быть добрым, верным и честным человеком».