Дороти Даннет - Весна Византии

В Англии потерпевшие поражение ланкастерцы надеялись, что король Людовик XI пришлет к ним войска, но не получили ничего, кроме обещаний. В Генуе, где опять сменился дож, надеялись на войска того же короля Людовика, дабы изгнать семейства Адорно и Фрегозо, сеявшие раздор. В самой же Франции царило смятение: там придворные готовились встретить ненавистного молодого правителя, которого считали союзником и марионеткой Бургундии.

Из-за границы в это же время начали возвращаться друзья Людовика, вновь занимая свои владения во Франции. В числе первых оказался Джордан де Сент-Пол, виконт де Рибейрак. Его сын Саймон, оставшийся наконец полновластным хозяином своих владений в Шотландии, закатил по этому поводу пирушку на целую неделю, к вящей досаде своей жены, Кателины. Когда же она узнала, что он собирается за границу, отчаяние ее и вовсе сделалось беспредельным, ― она ни на миг не отпускала мужа от себя. Саймон, впрочем, не возражал: одного сына ему было явно недостаточно. Но все же он не согласился взять жену с собой в Италию.

Грегорио, поверенный компании Шаретти, отбыл на юг за три месяца до этого и собирался первым делом заехать в Дижон и в Женеву, чтобы там встретиться со своей хозяйкой, Марианой де Шаретти. Насколько Саймону было известно, их основной целью было разорвать брак между дочерью Вдовы и Пагано Дориа. Шотландец с удовольствием последовал бы за ними, но отец указал ему на всю неразумность такого шага. Проклятый толстяк Джордан, ― в качестве решающего аргумента он урезал денежное пособие сына и закрыл ему кредит, так что тот при всем желании не смог бы никуда уехать.

Но теперь все изменилось. Отец вернулся в Рибейрак, где его ожидало слишком много забот, ― так что едва ли он мог пристально следить за делами Саймона, у которого где-то в Черном море оставался груженый парусник и наймит-генуэзец, который наверняка пытался присвоить себе все доходы, по праву принадлежавшие его хозяину. Саймону до зарезу были необходимы эти деньги, чтобы развязаться со своим стариком. Разумеется, сперва нужно было выплатить отцу стоимость судна и груза; таково было требование толстяка Джордана.

Своего отца Саймон ненавидел почти так же сильно, как этого выскочку Клааса… Джордан шпионил за ним. После того, как Саймон узнал, на кого на самом деле работает служанка Аньес, он велел Кателине избавиться от нее, а когда та отказалась, он сам отправил конюхов к этой старой гадине, которая тут же сбежала, подняв визг на весь дом. Ну и что? У них хватало служанок, чтобы приглядывать за Генри, а скоро наверняка будут и еще дети. Саймону никогда не встречалось женщин, столь охочих до альковных наслаждений, как его жена, Кателина ван Борселен.

Во Флоренции морской консул Антонио ди Никколо Мартелли получил весть о прибытии из Брюгге компании Шаретти и в качестве представителя Медичи встретился со стряпчим Грегорио, которому сообщил, что не столь давно парусник из Пизы направился во Фландрию с грузом фокейских квасцов из Константинополя, закупленных мессером Зорзи по приказу Шаретти.

Услыхав эти новости, стряпчий Грегорио с невозмутимым видом поблагодарил консула, одновременно вскрывая адресованные ему письма, которые итальянец сохранил для него. Мартелли восхитился таким спокойствием: сейчас, когда спрос на квасцы взлетел до небес, доход с этого единственного груза перекроет стоимость приобретения галеры. Теперь долг перед Козимо де Медичи был полностью погашен.

Стряпчий, дочитав письма до конца, поднял голову.

― Тут тоже хорошие вести. Господин Никколо сообщает из Трапезунда о том, что приобрел каспийский шелк из табризского каравана.

― Золотое Руно! Вы теперь богачи! ― с улыбкой заявил Мартелли. ― Мессеру Козимо будет приятно это услышать. Все ли в порядке с вашим хозяином, и как там отец Годскалк?

― С ними все хорошо, ― ответил стряпчий.

― А этот негодяй Дориа? ― продолжил морской консул. ― Этот сукин сын Дориа? Что слышно от него?

Подобная горячность показалась Грегорио удивительной.

― Я вижу, вы также недолюбливаете очаровательного мессера Пагано? Мессер Никколо о нем почти ничего не говорит, но, насколько я могу судить, дела Дориа в Трапезунде идут не столь успешно, как он бы того желал.

― Надеюсь, ваш хозяин приложил к этому руку. Рад это слышать, ― заявил мессер Мартелли. ― Когда окажетесь в Венеции, познакомьтесь с моим братом Алессандро. Он управляющий банком Медичи в Венеции. Если вы решите отправляться дальше на Восток, он вам поможет.

― Благодарю вас, но это ни к чему. Мы останемся дожидаться известий в Венеции. Мне нужно устроить кое-какие дела.

― Вам там будут рады, ― с уверенным видом заявил мессер Мартелли. ― А Пагано Дориа? Я получил какие-то странные известия из Шотландии насчет заключенного им брака.

― Вот как? ― удивился стряпчий. ― Полагаю, вы ошибаетесь, мессер Мартелли. Мне доподлинно известно, что Дориа и впрямь пытался вступить в брак, но все бумаги оказались поддельными. Очень рад за его невесту, кем бы она ни была. Весьма скверный человек… Он заслуживает всех неприятностей, которые может устроить ему наш мессер Никколо.

Сразу же после этого представители компании покинули город, ни с кем больше не встречаясь. Узнав об этом, мадонна Алессандра Мачиньи нельи Строцци была не в силах сдержать досаду.

― Тут были друзья Никколо, а я все пропустила! Даже если твоя жена глупа, неужели и тебе тоже нужно быть таким тупицей, Антонио?! ― У того на язык просился грубый ответ, но он сдержался и сменил тему разговора, ведь его брат Роберто в Риме был женат на одной из Строцци, а семейные чувства все же чего-то стоят.

― Похоже, мессер Козимо де Медичи опять заключил выгодную сделку, ― сказал он вместо этого. ― Судя по известиям из Трапезунда, компания Шаретти обогатилась сама и принесла неплохой доход Флоренции.

― Но утешит ли это Козимо? ― вопросила Алессандра Строцци. ― Бедный старик… Он так тоскует по внуку. Он отдал бы все золото Востока за то, чтобы провести хоть один день с Козимино…

В Трапезунде, по истечении семи дней непрерывных взрывов, вспышек огня, криков, грохота рушащихся деревянных перекрытий и камнепадов, жизнь понемногу вошла в накатанную колею. В пригородах было уничтожено все, что только можно, и теперь враг вознамерился извести защитников Цитадели непрекращающимся шумом. Порой для этого использовались и орудия, стрелявшие, впрочем, без особой цели и результатов, но чаще всего трудились музыканты оттоманского войска, прерываясь пять раз в день, когда имамы оглашали побережье своими хриплыми заунывными голосами. В остальное время без умолку днем и ночью били барабаны, звенели цимбалы и ревели рога и трубы. Стены города вибрировали от шума, и по ночам жители Трапезунда, кто мог себе это позволить, забивали себе в уши затычки из ткани. Остальные стояли на крепостных стенах в дозоре, пристально наблюдая за неприятелем.