Владимир Понизовский - Заговор генералов

— Хорошо… Хорошо… — пробормотал он.

— Вот и замечательно! — с облегчением проговорил Львов-2. — Куда вам против них всех!.. Теперь все разрешится миром. Господь вразумил вас… По-божески… Они там тоже хотят миром, чтобы власть перешла от одного правительства к другому законно… — Запнулся: — Ну а вы что же, поедете в Ставку?

Керенский интуитивно уловил нечто, насторожился:

— Не знаю… Смогу ли я быть министром у Корнилова?.. Ехать или не ехать, вы как думаете?

— Не ездите! — не выдержал, вскочил и взмолился Львов. — Христом богом заклинаю: не ездите! Для вас там ловушка уготована — арестовать вас там и убить хотят!

Керенский почувствовал холодную сосущую пустоту под ложечкой. Еще никогда смертельная опасность не представала перед ним так явно: «Как только увидел эти бурые глаза вепря… Так нет же!..»

— А как быть?

— Уезжайте куда-нибудь подальше, только подальше! И уповайте на милость всевышнего, он милосерден!

Бывший обер-прокурор святейшего синода даже осенил Керенского крестным знамением. Но в душе министра-председателя еще теплилась надежда:

— А что будет, Владимир Николаевич, если вы ошиблись или над вами пошутили?.. Ведь это очень серьезно. То, что вы написали. — Он повертел перед лицом Львова листком, им написанным.

— Ни ошибки, ни шутки здесь нет, — с настойчивостью ответил Владимир Николаевич. — В Ставке вас ненавидят… Уезжайте немедля. Бог велик милостию.

«Бог-бог, да и сам не будь плох!..» Министры, зная легковесность Львова, не поверят его записке. Да и сама записка… У Керенского уже вызревал план действий.

Прежде всего надо «закрепить» соучастника, то есть заставить повторить все им сказанное при третьем лице, свидетеле. А перед тем стоит связаться по аппарату Юза со Ставкой и получить подтверждение из первых рук. А ну-ка!..

— Владимир Николаевич, а что, если я переговорю с Корниловым?

— Замечательно! Вы убедитесь, что я не погрешил против истины!

— В таком разе через час приезжайте в военное министерство на Захарьинскую. Там есть аппарат. Будем вести разговор вместе.

Выпроводив посетителя, Керенский вызвал адъютанта:

— Распорядитесь, чтобы мне приготовили на восемь часов связь по Юзу с главковерхом, а к девяти пригласите в мой кабинет помощника начальника управления милиции Балавинского и помощника командующего округом Козьмина. — Оглядел комнату. — Пусть они оба, в момент моего возвращения, станут вон там, за портьерами.

— З-за портьерами? — адъютант от изумления не мог закрыть рта.

— Вы плохо слышите? Исполняйте. Прикажите подать мой автомобиль.

По дороге на Захарьинскую министр-председатель еще надеялся, что Корнилов с недоумением спросит: «Какой-такой Львов? Что подтвердить?»

Телеграфист снял с аппарата ленту:

— Верховный главнокомандующий на проводе. Львова не было. Да оно и к лучшему. Керенский сыграет за двоих.

— Здравствуйте, генерал, — начал он диктовать. — У аппарата Владимир Николаевич Львов и министр-председатель. Просим подтвердить, что Керенский может действовать согласно сведения, переданным Владимиром Николаевичем.

Аппарат застучал. Не в силах побороть волнения, Керенский склонился к ленте через плечо телеграфиста.

«Здравствуйте, Александр Федорович. Здравствуйте, Владимир Николаевич. Вновь подтверждая тот очерк положения, в котором мне представляется страна и армия, я вновь заявляю, что события последних дней и вновь намечающиеся повелительно требуют вполне определенного решения в самый короткий срок».

Керенский изобразил из себя Львова, даже начал говорить, подражая его елейному голосу:

— Передавайте: «Я, Владимир Николаевич, вас спрашиваю: то определенное решение нужно исполнить, о котором вы просили меня известить Александра Федоровича только совершенно лично? Без этого подтверждения лично от вас Александр Федорович колеблется мне вполне доверить».

Аппарат Юза выжал из себя ленту:

«Да, подтверждаю, что я просил вас передать Александру Федоровичу мою настойчивую просьбу приехать в Могилев».

Теперь министр-председатель снова воплотился в себя:

— Я, Александр Федорович, понимаю ваш ответ как подтверждение слов, переданных мне Владимиром Николаевичем. Сегодня это сделать и выехать нельзя, надеюсь выехать завтра. Нужен ли Савинков?

«Настойчиво прошу, чтобы Борис Викторович приехал вместе с вами. Сказанное мною Владимиру Николаевичу в одинаковой степени относится и к Савинкову. Очень прошу не откладывать вашего приезда позже завтрашнего дня. Прошу верить, что только сознание ответственности момента заставляет меня так настойчиво просить вас».

— Приезжать ли только в случае выступлений, о которых идут слухи, или во всяком случае? — ухватился за соломинку Керенский.

Тук-тук-тук-тук… «Во всяком случае», — оттарабанил аппарат.

— Передайте: «До свидания, скоро увидимся».

«До свидания», — могильно отозвалось с дальнего конца линии связи.

Итак, прояснилось… Однако к концу разговора что-то в душе Керенского словно бы перевернулось. Вот так, за здорово живешь, отдать все, чего достиг: царский кабинет, покои Зимнего, почести, славу, власть?.. И кому!.. Angus in herba [22] Змея в траве (лат.). Иносказательно: скрытая смертельная опасность. . И он же ее пригрел!.. О нет!..

Обуреваемый жаждой немедленных контрдействий, Керенский сбегал по лестнице к выходу из министерства, когда увидел поднимающегося навстречу запыхавшегося Львова-2.

— Уже переговорили? Так что же, Александр Федорович, верным я вашим другом оказался, не обманул вас?

О, sancta simplicitas! [23] О, святая простота! (лат.) Нет уж, упаси бог от таких друзей! А с врагами он разделается сам!..

— Прошу в автомобиль: вернемся в Зимний и отдадим необходимые распоряжения, — он пропустил Львова впереди себя.

Войдя вместе с ним в свой — свой! — кабинет и убедившись по легкому колыханию штор, что свидетели уже на месте, он обернулся к спутнику:

— Прошу вас снова пересказать предложения генерала Корнилова по пунктам. В целях сохранения тайны мы обменялись с главковерхом лишь общими соображениями.

Львов повторил все слово в слово.

— И вы подтверждаете, что все предложения, изложенные в вашей записке, исходят от самого генерала Корнилова?

— Готов поклясться на распятии.

— Достаточно. — И, обернувшись к колыхающимся шторам, приказал: Выходите, господа! Вы все слышали и сможете подтвердить. Приказываю арестовать участника заговора! — он повелевающим жестом показал Козьмину и Балавинскому, выскочившим из-за штор, как артисты на публику из-за занавеса, на остолбеневшего Львова-2.

Когда же потерявшего дар речи Львова увели, обернулся к адъютанту: