Владимир Понизовский - Заговор генералов

— То, что теперь делается в России, является только началом великого здания борьбы… Да здравствует русская революция! Да здравствует возрожденный Интернационал! Да здравствует социалистический строй!..

Как сброшенные кандалы, все старое ушло в прошлое. Он уже полностью чувствовал себя в строю.

В то самое время, когда, соблюдая столь непривычную для коренных думцев конспирацию, министры Временного правительства собирались на Миллионной, в особняке князя Путятина, в самом Таврическом дворце, все в той же комнате бюджетной комиссии, шло очередное заседание Исполкома Петроградского Совдепа.

Депутаты-большевики внесли предложение:

— Пора решать вопрос об аресте Николая и прочих членов династии Романовых.

Двери комнаты были распахнуты, и, как обычно, набилось много рабочих и солдат. Вдоль стен и на скамьях одобрительно загудели.

— Какая предлагается конкретная формулировка? — поднял над головой карандаш Чхеидзе.

— Послать отряд революционных солдат, арестовать — вот и вся формулировка! — сказал один из депутатов.

Его поддержали смехом и хлопками.

— Нет, так мы не можем! — оглядел собравшихся по-верх очков председатель Исполкома. — Теперь существует министерство юстиции во главе с товарищем Керенским. Вы все читали, надеюсь, сообщение Временного комитета о том, что впредь аресты будут производиться не иначе как по особому в каждом случае распоряжению. Коль есть правительство, только оно и вправе…

Смех и аплодисменты сменились ропотом. Чхеидзе очень чутко улавливал настроение собравшихся.

— Но мы, конечно, можем запросить Временное правительство, как оно отнесется…

— Тогда предлагаю такую конкретную формулировку, — встал Василий. Он выделил голосом это спиралевидное слово. — «Исполнительный комитет постановляет династию Романовых арестовать». Точка. Нет возражений? Дальше: «Предложить Временному правительству произвести арест совместно с Совдепом». Точка. А если они в Мариинском начнут вилять — вот тогда и запросить, как это самое правительство отнесется к тому, что Совдеп сам произведет аресты.

— Правильно! Так и записывай! Тут тебе и формулировка, и запрос — чин по чину!..

Возразить было нечего. Дальше пошло без закавык. Великого князя Михаила решили арестовать тут же, в Питере. Предстояло лишь узнать, где он находится. Что касается великого князя Николая Николаевича, главнокомандующего Кавказской армией, то вызвать его под каким-нибудь предлогом в столицу, уже в пути установить за ним строгое наблюдение и задержать тотчас по приезде. Александру Федоровну держать под арестом в Царском Селе.

— Подготовку и сами аресты прошу поручить штабу восстания, — снова поднялся Василий.

Так и решили. Чхеидзе и товарищу председателя Исполкома Скобелеву предложили довести об этом решении Совдепа до сведения Временного правительства.

О том, что великий князь Михаил в данную минуту обретается всего в нескольких кварталах от Таврического, где ведет беседу с членами Временного правительства и в том числе с министром юстиции и вторым товарищем председателя Исполкома Совета, никто из депутатов не знал.

В дом Павлуцких прибежал якут-возница:

— Уцицельница! Твоя пельцер грузя — умом сошел!

У Зины захолонуло сердце:

— Где он?

— В лавке!

Лавка купца Игумнова была на краю Покровского.

На ходу надевая полушубок, учительница бросилась туда. У лавки, как всегда, толпился народ — и односельчане, и приезжие из соседних наслегов. Еще издали Зина увидела Серго. На крыльце, над толпой что-то кричит, машет рукой, в которой скомкана лисья шапка, буйные кудри растрепались.

Подбегая, услышала:

— Революция! Царя Николашку скинули!.. Теперь вы все — свободные люди! От чиновников, от своих тойонов свободные!..

Тут только она поняла. Остановилась. Перевела дух. Вот что означает одно-единственное слово в телеграмме, которую она получила от мужа сегодня утром: «Поздравляю».

Серго уже больше двух недель как оставил Покровское — объезжал свои «владения», свои «пол-Европы», как он говорил. Телеграмма была из поселка Синек верстах в сорока отсюда.

Зина протиснулась к крыльцу. Серго — прямо на людях — обнял ее, подхватил на руки, начал целовать:

— Революция! Понимаешь, революция!

— Надень шапку, сумасшедший, простудишься! Застегнись! Закутай шею! Откуда ты узнал?

— Товарищи сообщили. Они в Якутске уже два дня как узнали. Меня искали по всем наслегам — специально человека послали. Приказано срочно явиться! Будем старую власть выметать, новую создавать. Собирайся — и едем!

— Что ты! У меня же школа. Дети… Он нахмурился. Опустил голову:

— Да… Не подумал… Нельзя их бросать…

— Ты поезжай. А я приеду, как только смогу.

— Да, я должен ехать! В больнице без меня управятся. Мне нужно немедленно в Якутск!

Он снова обнял, подхватил жену на руки:

— Го-го-го, Зиночка! Такое теперь начинается! Земля во сто раз быстрей закружится!..

Спустя час после того как Николай Романов поставил свою подпись под манифестом об отречении, дворцовый комендант Воейков распорядился дать сигнал об отправлении императорского поезда. Конечным пунктом маршрута был обозначен Могилев.

Приближенные еще не теряли надежды, что государь, очутившись в Ставке, среди преданных войск, отменит свое поспешное решение, и все возвратится на круги своя.

Сам же Николай без промедления отошел ко сну. Но прежде достал тетрадь в черной шагреневой коже, перелистал чистые линованные страницы и старательно записал впечатления этого бурного дня, завершив их фразой: «В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена, и трусость, и обман!»

На следующий день, поспав долго и крепко, проснувшись далеко за Двинском, он отметил, что за окном солнце и мороз, почитал книгу о Юлии Цезаре, а затем, за обедом в салон-вагоне, старательно пережевывая мясо, сказал дворцовому коменданту:

— Передайте Родзянке следующие мои пожелания: из Могилева я хочу проехать в Царское Село. Там я буду проживать в Александровском дворце, а затем намерен отбыть с семьей в порт Романов на мурманском берегу и далее к кузену Георгу в Великобританию.

Повеление было немедленно выполнено. Вскоре поступила ответная шифротелеграмма:

«Его императорскому величеству. Временное правительство разрешает все три вопроса утвердительно; примет все меры, имеющиеся в его распоряжении: обеспечить беспрепятственный проезд в Царское Село, пребывание в Царском Селе и проезд до Романова на Мурмане. Министр-председатель князь Львов».

Обращение «его императорскому величеству» все — и Николай Романов, и свитские — восприняли как должное.