Эндрю Миллер - Жажда боли

Сара жалуется на постоянную головную боль. Ломит руки и ноги. Ее лихорадит. Когда появляется сыпь, Элизабет отдает всю себя спасению ребенка. За Сарой наступает черед Лизы, потом Чарльза. Элизабет ухаживает за ними без вздохов и слез. Мужественно встречает она болезнь, пытается сопротивляться этой страшной напасти беспрестанным проявлением материнской любви. Джеймс не заразился. Она держит его отдельно от себя и других детей. Дом разделен на два лагеря. Элизабет, Сара, Лиза и Чарльз. Джошуа, вдова и Джеймс. Из одного доносятся непривычные, жалобные вскрики, лихорадочный бред. В другом — напряженная бессильная тишина.

Элизабет переносит свою постель в детскую и живет там, поит детей с ложечки медовой водой, меняет мокрое от пота белье и, переходя от одного к другому, бормочет молитвы. Она на удивление спокойна, в точности как тогда, на замерзшей реке, только теперь лед слишком тонкий и ломкий и голоса детей, пробивающиеся из распухших, запекшихся губ, напоминают звук темной, холодной реки, текущей внизу.

Джошуа, при условии, что потом он не пойдет к Джеймсу, появляется в комнате у больных, глядит на них сверху, как некая бессмысленная планета, и трогает их с нежным отчаянием. Над Сарой, красота которой внушала ему такую огромную, скрытую гордость, он убивается больше всего. Болезнь превратила ее лицо в маску из лилово-синих волдырей, и он едва ли не рад ее смерти, хотя в этот час чувствует, что его окутывает безумие. Приходит Вайни, помогает обрядить девочку и, завернув в саван, положить в гроб. В Элизабет он ощущает волю, сдержанную, но непреклонную. Сомнения нет — она выстоит, по крайней мере, пока бушует ненастье. Он уговаривает Джошуа заняться работой, рассказывает о других семьях, где тоже царит скорбь. Но Джошуа почти ничего не слышит.

На обратном пути Вайни разговаривает со своим бывшим помощником через закрытую дверь.

— Твою сестру Сару прибрал Господь, Джем, но мама у тебя прекрасная нянька. Я очень надеюсь, что другие дети скоро поправятся.

Из-за деревянной двери доносится приглушенный голос мальчика:

— А я тоже умру?

Невозмутимый, бесстрастный вопрос.

— Всем нам однажды предстоит умереть, Джем.

— Но сейчас-то? Я умру сейчас, как Сара?

— Думаю, нет, дружок.

— И я думаю, что нет, — говорит голос.

На следующее утро приезжает тележка с обмотанными дерюгой колесами. Джошуа провожает дочь в последний путь. А Элизабет остается с Лизой и Чарли. В воздухе петляют и дрожат их горячечные голоса. Чарли умирает на другой день после похорон сестры. Перед смертью он тянется куда-то вверх, будто хочет сорвать яблоко. Лиза лежит в постели, протянув одну руку матери, другую — смерти. В коридоре остановились незаведенные часы. Стрелки показывают половину четвертого. На кухне больше не горит огонь. Даже кошки ушли.

Джеймс научился распознавать звуки. Он знает голос могильщика Пега, Вайни, пастора. Иногда слышится голос соседа — жалость пересилила осторожность. Часто доносится тяжелое свистящее дыхание Джошуа, неожиданно прерываемое страшной божбой. Вдова Дайер приносит Джеймсу простую холодную пишу, но он ест с большим аппетитом и начисто вылизывает тарелку.

Он ждет, что и Лиза тоже умрет, но пустулы у нее на лице подсыхают и покрываются коркой. Чтобы девочка ее не сдирала, Элизабет все время держит дочку за руки. Утром на двенадцатый день болезни Лиза садится в кровати и слабым голосом зовет мать. Элизабет, перебирая Сарины платья, смотрит в ее слепленные гноем незрячие глаза, подходит к ней, обнимает, передавая последние свои силы ребенку. Одного удалось спасти — это огромная победа. И с каким-то странным безразличием она замечает красную сыпь на собственных руках.

Последней заразилась Китти Гейт, последним умер мальчик по имени Слайт. Жители деревни хоронят своих умерших, и всюду на кладбище видна сырая перекопанная земля. У камнереза появился новый подмастерье. Одни находят утешение в церкви, другие — в бутылке. Вайни ставит на конюшню лошадь, днем спит, а ночью сидит и пьет бренди, бормоча что-то тем, кто мимо него проносится в вечность; они несутся, как играющие быстроногие дети, ускользая от его неловких рук.

Их много, и почти все молодые, на чьих лицах болезнь оставила свои следы. Встречаясь на улице, они осторожно кивают и оглядываются по сторонам, точно в поисках прежней жизни. И все же жизнь вновь начинает входить в свой привычный ритм. Слышится первый смех, первые дети, забывшись, пускают свои волчки на каменной плите; по тропкам, где некогда гуляли их матери и бабушки, гуляют первые влюбленные. Пора убирать созревший урожай. В этом году людей мало, мало и поденщиков. От этой нехватки селяне пребывают в оцепенении, они слишком измотаны, чтобы задумываться, слишком усталы, чтобы скорбеть. Яблоки идут по семь шиллингов шесть пенсов за мешок. Зима не станет считаться с людскою скорбью. А потому время, груз сменяющих друг друга дней, ворочает их, как ворочают воду лопасти мельничного колеса.

Фермера Дайера, его слепую дочь и хромого сына жалеют. Среди аристократов страдания фермер Дайер истинный лорд. Не самый знаменитый, но достаточно знатный, чтобы держаться от него на почтительном расстоянии, чтобы упоминать о нем в торжественно-печальном тоне. Кажется, он теряет рассудок, превращается в буйнопомешанного. Кумушка Келли, повстречав на Медердич-роуд кумушку Коулз, говорит ей, что Дайер окажется на паперти еще до Пасхи. Та в ответ качает головой. Джош Дайер успеет к тому времени остыть в сырой земле, а вот что ждет детей и старуху-мать, больно и думать. Кто возьмет их в дом, хоть бы и прислугой? В воздухе витает непроизнесенный ответ. Работный дом.

Двор, некогда подобный ясному немигающему глазу фермы, завален всяческим хламом, зарос, опустел. Продана свинья, а за нею и овцы, в саду высоко поднялись сорняки. Кристиан Вог, управляющий имением Денби, приезжает на ферму к Джошуа и говорит ему что-то, не слезая с седла. На вопрос Лизы, чего хотел Вог, Джошуа ни в какую не отвечает, лишь пристально на нее смотрит, исполненный стыда. Джеймса он замечать перестал.

Напившись, фермер зовет Лизу и просит петь колыбельные. Однажды ночью, когда ее голос не приносит желанного утешения, он, спотыкаясь, выходит на двор и до изнеможения выкрикивает небесам какие-то тирады, а потом снова возвращается в дом.

Под Новый год Джошуа приходит в комнату, где Джеймс спит с тех самых пор, как сломал ногу. Он будит мальчика, трясет и стаскивает с кровати со словами:

— Я ее видел! В амбаре! Теперь она стала ангелом, Чарли.

У черного хода, набросив на плечи накидку, стоит Лиза. Она берет брата за руку. Втроем они пересекают тронутый морозом двор. В руке Джошуа раскачивается фонарь. Входят в амбар. На стенах висят инструменты и мешки, источающие ароматы трав; зернышки скрипят под ногами. Джошуа поднимает фонарь: