Явдат Ильясов - Стрела и солнце

Асандр на миг представил себя трупом, вытянувшимся в каменном саркофаге… Нет! Пусть вечная боль в костях, пусть зловонная отрыжка — это все-таки жизнь.

Надо встать. Старик мог бы позвать рабов. Но, разъяренный слабостью, охватившей мышцы, а также для того, чтобы доказать себе, что он еще не совсем утратил былую силу, грек решил подняться без чьей-либо помощи.

Он весь напрягся, закряхтел и сбросил пушистые меха, доставленные от тиссагетов, с Рифейских гор [2] То есть от племен, обитавших на Урале. . Потом, стиснув дуплистые зубы, оставил постель, пинком отшвырнув соболей в сторону. Зашлепал босыми ногами по циновке, прикрывающей каменную мозаику пола, взял со стола круглое серебряное зеркало с подставкой в виде обнаженной женщины, с тревогой поднес к лицу.

Лицо Асандра.

Когда-то оно отличалось завидно гладкой, на редкость чистой кожей. Прямой нос, приятно очерченный рот, твердый раздвоенный подбородок и проникновенный взгляд боспорянина не давали пантикапейским девушкам спать.

Теперь это лицо обрюзгло, покрылось бугорками неистребимых гноящихся прыщей. Нос вздулся. Губы утратили прежнюю упругость, сморщились и беспомощно отвисли. Волосы — раньше черные до блеска, густые и вьющиеся, как мех ягненка, — побелели, сникли, упали на лоб клочьями жидкого дыма.

«Старость должна быть опрятной, привлекательной, и у людей принято ее почитать, — подумал боспорянин. — Но кто не отвернется с брезгливостью при виде меня? Любой мальчишка поймет, что над этой вот гнусной образиной Вакх, бог вина, и Скитал, бес распутства, потрудились куда больше, чем владыка времени Кронос…»

Вывернутые колени старика затряслись. Закружилась голова. Боспорянин схватил иссохшей рукой колотушку, ударил ею по медному диску гонга и повалился на ложе. Вбежала толпа домашних рабов и телохранителей, дожидавшихся за дверью, когда хозяин потребует их к себе.

Старику разжали челюсти, влили в рот приготовленное еще вечером сильно действующее снадобье. Он с облегчением вздохнул и забылся.

— Я говорил ему: не ешь мяса, — проворчал сердито придворный лекарь. Толстый, лысый, носатый, он стоял у окна и размешивал в серебряной чашке оливковое масло и толченый целебный корень.

Асандр захрипел — с надрывом, тяжело; испуганный лекарь бросился к постели царя:

— Кончается!

— Кто? Кто кончается? — спросил вдруг старик. Он приподнялся на локте, пожевал губами и выплюнул в медный таз серую мокроту. — Сам ты кончаешься, эскулап проклятый. И что вы, ослы, смыслите в болезнях?

Пораженный врачеватель отшатнулся и выронил чашку с целебной мазью.

— Удивлен, братец? — с злорадством проскрипел старик. — Я еще долго протяну. Массаж сделайте мне, дармоеды!

Слуги бережно взяли Асандра под мышки и повели вниз, в баню. Один из телохранителей быстро шел впереди и следил за тем, чтобы никто не торчал на лестнице. Даже близким друзьям запрещено видеть царя, пока он сам этого не захочет.

Асандра осторожно уложили на мраморную скамью, предварительно облив ее горячей водой. Банщики обильно смазали дряблое тело оливковым маслом. Тщательно растерли морщинистую кожу, старательно продергали жилы от пят до шеи, крепко размяли кости и мускулы. Кровь веселей заструилась по жилам старого грека. Дыхание стало глубоким, глаза прояснились. Царь приободрился.

Лекарь приписал больному покой на свежем воздухе. К изумлению врачевателя, Асандр довольно легко согласился. Ладно, покой так покой. Он и впрямь необходим человеку столь преклонного возраста. Тем более, что этому человеку нужно кое о чем поразмыслить в одиночестве.

— Эй, вы! — обратился царь к слугам, когда они отнесли его наверх. — Если там, — старик, кивнул куда-то в сторону, но рабы поняли господина, — если там кто-нибудь узнает, что мне было плохо… вам тоже будет плохо. Следите друг за другом. Проговорится один — убью всех. Ясно? Убирайтесь прочь. А ты, лекарь, останься.

Рабы поспешно удалились.

Старик ухватился скрюченными пальцами за плечо оробевшего лекаря, уставился прямо в глаза, ощерил редкие черные зубы.

— Ну, ничтожный последователь великого целителя Гиппократа, отвечай, не таясь: сколько тебе предлагают, чтоб отравил меня?

Лекарь, пронырливый иудей из Синопы, не вынес упорного взгляда и потупился.

— Сколько? — требовательно крикнул старик.

— О Яхве! — пролепетал врач. — О… чем государь изволит говорить?

— Ягненком прикидываешься, волчонок? Думаешь, не знаю, что тебе обещают тысячу драхм, если отправишь своего благодетеля к дядюшке Аиду, хозяину загробного мира?

— О Яхве! Видит бог, несчастный лекарь безгрешен.

«Может быть, и так, — мысленно произнес боспорянин. — Но хорошенько запугать живодера не вредно…»

Хитрый синопец между тем соображал: «Действительно выследил? Или просто хочет страху нагнать? Ба! Как я глуп. Он только прощупывает меня. Иначе я уже в подвале сидел бы. Тысяча? Нет, бедному лекарю сулят лишь пятьсот. Дорого же оценивает старик свою жизнь. Посмотрим, много ли перепадет от него. Тогда и решим — угостить светлого государя отваром из олеандровых листьев или воздержаться»..

— Знай, — продолжал старик, — нам известен каждый твой шаг. Позавчера, например, ты кутил в Нижнем городе с толстогубой Федрой. Подарил ей золотой браслет. Каково? Ты, оказывается, развратник, братец.

Старик подмигнул врачевателю и ухмыльнулся.

Лекарь побледнел.

Встреча с Федрой состоялась без свидетелей. Как хозяин пронюхал о ней? И впрямь этот дьявол видит всех насквозь. Осторожность! Хватит опасных бесед. Теперь не до выгодных сделок. Лишь бы самому уцелеть.

— Помни, твой путь узок и крут, — сказал боспоряник наставительно. — Не споткнись! Ведь там, внизу, — пропасть. Прикинь, если ты умный человек, а не пень, что лучше: один раз заработать тысячу драхм или каждую декаду, пока я жив, получать по двадцать пять?

Двадцать пять драхм за декаду! Лекарь вытаращил глаза. Он и не мечтал о такой плате.

— Я первый богач на Таврическом полуострове, — заметил старик. — Никто тебе не даст больше. Понятно?

— О Яхве! За кого ты принимаешь меня, государь? Клянусь, никогда…

— Довольно! Ты человек, и этого достаточно, чтоб тебе не доверять. Я покупаю твою честность. Согласен?

— Но, государь…

— Перестань юлить, щенок! Отвернись.

Лекарь, подавленный неоспоримым превосходством старика, послушно отвернулся. Царь долго возился за его спиной. То звякнет связкой бронзовых отмычек. То закряхтит напряженно. То чем-то заскрипит или стукнет. Наконец послышался дребезжащий голос:

— Ну, можешь глядеть.

Царь показал врачу небольшой, туго набитый мешочек… Кошелек оттягивал руку боспорянина книзу. Лекарь догадался — золото.