Александр Ахматов - Хроника времен Гая Мария, или Беглянка из Рима

Но это был кратковременный успех. Со стороны лагеря на Клеомена уже двигалось более тысячи римских легионеров, самнитов и кампанцев. Вел их Гней Клептий, пылавший местью за пережитый позор плена и особенно за унизительный проход «под ярмом». Одновременно приводил в порядок свои расстроенные центурии и манипулы военный трибун Рабулей, намереваясь напасть на Клеомена с тыла.

Вскоре сражение закипело с новой силой. Обойденные с флангов и с тыла, Клеомен и его воины до конца сражались, проявляя невиданную отвагу. Никто из них не получил ран в спину, все погибли, раненные в грудь, сражаясь в строю лицом к лицу с врагами. Спартанец пал одним из последних, недешево отдав свою жизнь. Его, уже мертвого, легионеры в неистовой злобе рубили мечами и пронзали копьями.

Отряд Вария продержался немногим дольше.

Обратив в бегство казилинцев, восставшие, преследуя неприятелей, сами оказались рассеянными в беспорядке, а против них со стороны лагеря уже наступала, ощетинившись копьями, сомкнутая колонна под начальством центуриона Лигустина.

Ириней, увидев, что положение стало безнадежным, бросился со своей полусотней всадников навстречу нестройной толпе капуанцев, двигавшейся по Аппиевой дороге во главе со своим префектом Гельвинованом.

При виде несущегося на нее во весь опор конного отряда толпа раздалась в обе стороны, как перепуганное стадо овец. Дорога расчистилась, но во всадников со всех сторон полетели тучи дротиков и камней.

Из пятидесяти всадников прорваться удалось не более двадцати. Ириней первым упал с коня, насквозь пронзенный брошенным в него копьем.

Сатир, когда измученные кони стали замедлять свой бег, оглянулся и отыскал глазами Астианакса, Думнорига и Багиена.

Все трое были живы и невредимы.

«Пока из нашей храброй восьмерки мы потеряли Сигимера и Иринея», — подумалось ему, и он тяжело вздохнул, вспомнив о Мемноне. Мысленно он простился и с ним. Тарентинец хорошо представлял себе, в какое железное кольцо попали все оставшиеся под Казилином.

Но Мемнон в это время был жив и даже не ранен.

Вместе с Варием и приблизительно двумя сотнями бойцов он преследовал бегущих по направлению к городу казилинцев. Но, слыша свирепые крики римлян, наступавших с тыла, Мемнон с болью в душе понимал, что все погибло.

Преследуемые казилинцы, побросав оружие, со всех ног бежали к спасительно распахнутым городским воротам, и в голове александрийца внезапно сверкнула полубезумная мысль: а не ворваться ли на плечах противника прямо в город?

«Все равно никому из нас не быть живым, — подумал он. — Но, может быть, удастся, пользуясь замешательством и паникой жителей, пробиться к мосту и выбраться через противоположные ворота города на правый берег реки?».

И Мемнон, отбросив продырявленный во многих местах щит, повернулся лицом к бегущим за ним Варию и остальным товарищам.

— Вперед! Все за мной! — громко закричал он, вращая мечом над головой.

Он ускорил свой бег и больше не оборачивался.

«Посмотрим, что из всего этого получится», — снова подумал он.

И, стиснув зубы, приготовился драться насмерть.

В этот миг он нагнал одного из преследуемых. Это был толстый и неуклюжий человек с лицом добряка. Он беспрестанно оглядывался и вскрикивал прерывающимся от рыданий голосом:

— Не убивай, прошу… пощади… ради моих детей!..

Мемнон не тронул этого жалкого и безоружного беглеца, которому суждено было умереть от мечей бегущих следом товарищей, разъяренных и неумолимых.

На соревнованиях в Александрии Мемнон часто побеждал соперников в беге. Его называли быстрым, как ветер.

Сейчас он бежал, одного за другим обгоняя преследуемых, и зарубил только одного из них, потому что тот держал меч в руке.

Подобрав меч убитого, он побежал дальше.

До ворот оставалось не более сотни шагов.

Охранявшие ворота солдаты, видимо, пребывали в растерянности. До слуха Мемнона донесся чей-то обеспокоенный возглас, что пора опускать решетку, а собравшиеся на стенах и башнях обыватели, увидев приближавшихся к воротам преследователей и преследуемых, смешавшихся в одну большую толпу, отчаянно закричали.

В это время Мемнон вбежал под арку ворот и одного за другим заколол двух солдат, кинувшихся к полиспастону [442], чтобы опустить решетку.

Действуя двумя мечами, он отбивался от напавших на него пятерых или шестерых солдат, защищая полиспастон, пока не подбежали Варий с товарищами и в одну минуту не перебили всю охрану ворот.

Войдя в город, восставшие быстро построились сомкнутой колонной и двинулись вперед по главной улице. Она должна была привести их к мосту через Вултурн.

Встречные прохожие с пронзительными криками исчезали в переулках, призывая сограждан к оружию, но отряд прошел до самого моста, не встретив никакого сопротивления.

Между тем по мосту в сторону противоположного берега с воплями и визгом бежали уличные мальчишки, предупреждая об опасности толпившихся на правом берегу солдат и вооруженных обывателей.

Колонна во главе с Варием и Мемноном ступила на мост.

Навстречу ей уже двигались солдаты городской милиции, оглашавшие речной простор воинственным кличем.

Столкновение произошло на середине моста.

Мемнон и Варий успели пронзить мечами по одному противнику, но едва упали тела сраженных, как оба встречных людских потока сомкнулись над ними и началась давка.

Собственно сражения не было. Первые ряды противных сторон были притиснуты друг к другу, задние ряды давили на передние. Все сбились в почти неподвижную плотную массу, зажатую между перилами моста.

Сдавленные со всех сторон Мемнон и Варий, не имея возможности ни рубить, ни колоть, били рукоятями своих мечей по головам врагов. Напор с обеих сторон усиливался. У некоторых затрещали сломанные грудные клетки. Раздались истошные крики.

Внезапно перила моста не выдержали и с треском рухнули в реку, увлекая за собой падавшие друг на друга тела. Одни камнем шли на дно, другие барахтались и захлебывались в холодной воде. Их уносило быстрое течение.

Мемнон, оказавшись в воде одним из первых, намеренно погрузился в нее как можно глубже. Как он и ожидал, сверху на него упало чье-то тело. Он почувствовал довольно тяжелый удар в голову, едва не сломавший ему шею, но сознания не потерял и не выпустил из руки своего меча, решив не расставаться с ним до смертного часа.

Доспехи на нем были не очень тяжелые — одна лишь лорика из толстой кожи с бронзовым нагрудником, поэтому он выплыл на поверхность без особого труда, усиленно работая ногами и подгребая левой рукой. Он был превосходным пловцом.

Когда он вынырнул, сильное течение уже далеко отнесло его от моста.