Макс Галло - Тит. Божественный тиран

Ночью он встретился с евреями, которым удалось бежать из Иерусалима. Это были отчаявшиеся люди, проклинавшие зелотов и сикариев, разбойничавших под началом Элеазара, Иоханана бен-Леви и Симона Бар-Гиоры, но прекративших междоусобицу с тех пор как легионы осадили город. Теперь ярость этих безумцев обратилась против жителей, которых они подозревали в желании договориться с Титом. Они держали горожан в постоянном страхе, обвиняли в том, что они — сторонники Иосифа Флавия, изменника, перешедшего на службу к римлянам. Они убивали самых богатых и выбрасывали их тела за пределы крепостной стены, в овраги Кедрона и Геенны.

Иосиф слушал их, сжав кулаки, и я заметил, что он дрожит.

Он сказал:

— Мои родители, мои друзья, возможно, стали добычей стервятников. Я хочу, чтобы они были погребены как подобает.

Теперь он направлялся в город, и я шел за ним следом.

К нашим ногам упали первые стрелы. Я снова схватил Иосифа за руку.

— Они убьют нас! — сказал я.

Он покачал головой.

— Я еврей, как и они. Я просто хочу похоронить своих близких.

— Они не послушают тебя, они тебя ненавидят!

Он остановился и крикнул:

— Позвольте мне дать усопшим мир, который они заслужили!

В ответ раздался вой, и нас стали осыпать градом камней.

— Мы все сыновья Яхве, — продолжал Иосиф Флавий.

Осажденные смеялись и били в щиты, выкрикивая: «Ты свинья, сын свиньи! Будь проклят ты, Иосиф бен-Маттафий, и все твои близкие, живые или мертвые!»

Я хотел удержать Иосифа, заставить его повернуть назад, но вдруг резкая боль пронзила мою левую руку, сковала затылок и спину. Камень попал мне в плечо, и боль была настолько невыносимой, что я упал.

Я видел, как Иосиф Флавий склонился надо мной и накрыл меня широким серым плащом. Он помог мне подняться, и мы ушли. Вслед нам летели стрелы и крики.

Мы вернулись в лагерь Тита. Меня начали лечить, и через несколько часов я уже мог шевелить рукой, а обжигающая боль в плече и спине утихла.

— Лишь смерть уничтожит ненависть, которую мы носим в себе, — сказал Иосиф. — Их более тридцати тысяч. Их нужно убить. Но они хотят увлечь за собой на тот свет всех жителей Иерусалима.

Через два дня я увидел земляные насыпи, которые возводили солдаты у северной стены города. Там укрепления были ниже всего, и насыпи шли уже почти вровень с ними.

В каменистой пустыне расставили метательные машины. Камни, пущенные баллистами, скорпионами и катапультами, со свистом пролетали над первой стеной и попадали в дома Нового города, который вскоре наполнился густым облаком пыли.

Сколько человек погибло под крышами и стенами тех домов?

Для меня все эти безымянные жертвы имели лицо Леды, и я не мог радоваться, как трибун Плацид, который объяснил, что камни для метательных машин было решено красить в черный цвет, чтобы они не были заметны в сумерках, тогда удастся застать евреев врасплох.

— Они откроют нам ворота, — предсказывал Плацид.

Я ответил, что даже если наши тараны пробьют стены, евреи завалят бреши телами погибших и построят новую стену, что они никогда не сдадутся, а предпочтут смерть. Впрочем, им известно, что капитуляция для них также означает смерть.

— Послушай их! — сказал Плацид.

Я услышал душераздирающие крики жителей. Первая стена пошатнулась под натиском наших таранов. Раздался вой, и толпы евреев в панике ринулись к укреплениям и земляным насыпям, они взбирались по телам погибших, пытались сдержать натиск солдат, которые, прикрывшись щитами, толкали тараны. Евреи были так отважны, что наши солдаты отступили, несмотря на то, что центурионы и Тит сражались с мечом в руках и пытались продолжить наступление.

Внезапно наступила тишина. Евреи отступили. Рядом со мной оказался Плацид, его латы были покрыты пылью и кровью.

— Они очень отважны, — заметил он, — но ничего не смогут сделать против легионов. Им придется умереть или подчиниться.

Однако евреи пошли в новую атаку. На этот раз они подожгли факелы и стали бросать их в осадные и метательные машины, и огонь быстро распространился — таким сухим и горячим был воздух. Наши солдаты отступили и обратились в бегство. Смелость и дерзость евреев взяли верх над римской дисциплиной.

Стрела пронзила мне бедро, я упал на колени. В тот момент я подумал, что Бог не хочет, чтобы я убивал, и заставляет меня молиться Ему. И я молился. Тит же стремительно бросился в атаку во главе отборной кавалерии легионов. Говорили, что десятки защитников пали, сраженные его мечом. Евреи отступили и вернулись в город.

Тит подошел к пленным евреям, большинство из них были ранены. Легионеры держали наготове мечи, готовые в любой момент казнить их. Тит указал рукой на одного из евреев, самого высокого и гордого, и что-то приказал центуриону. Тот схватил пленника, а плотники принялись поспешно сколачивать крест.

Я закрыл глаза. Когда я открыл их, еврей был прибит гвоздями к кресту, лицом к городу.

Я стоял на коленях неподалеку от тела распятого еврея и слышал крики, полные ярости и ненависти, доносившиеся со стороны земляной насыпи. Евреи, глядя на крест, сжимали оружие и потрясали кулаками.

Смерть питала месть, порожденную смертью.

Моя рана больше не кровоточила, я встал и, прихрамывая, подошел к Титу. Я хотел сказать ему о том, что чувствовал, напомнить, что всего сорок лет назад, другой еврей был распят на этой иудейской земле, возможно, всего в нескольких сотнях шагов от креста, который велел воздвигнуть он. И этот еврей, Христос, воскрес. Возможно, так происходит со всеми невинно казненными, и они становятся воинами непобедимой когорты.

Тит увидел меня и направился в мою сторону. Он положил руку мне на плечо и наклонился, заметив кровь на моем бедре.

— Мы отомстим за тебя, Серений, — сказал он. — За каждую каплю крови римлянина прольются потоки еврейской крови.

Я хотел ответить, но он уже поднял руку и раздались тяжелые, похожие на раскаты грома, удары тарана о первую стену города.

Один таран толкало более сотни человек. Они сомкнули над головами щиты, чтобы защищаться от стрел и камней.

Самый большой таран евреи прозвали Победителем, поскольку ничто не могло его остановить. С каждым ударом стена расшатывалась все больше, как ни пытались евреи укрепить ее.

Вперед пошли осадные машины и башни на колесах, обитые железом. Лучники и пращники, находившиеся на них макушке, могли уже достать защитников стены.

Часть первого укрепления обрушилась, в воздух поднялось облако пыли, и наши солдаты устремились внутрь города.

Первое укрепление пало. Это случилось 25 мая.

Я вошел в Иерусалим вместе с Титом и Иосифом Флавием. Еврейские воины и население спрятались за вторым укреплением, примыкавшим к одной из башен крепости Антония, которая возвышалась над Храмом и защищала его.