Виктор Дьяков - Дорога в никуда. Часть вторая. Под чёрными знамёнами

- Да вот, женился,- вновь виновато развел руками Степан

- И тоже под влияние тестя попал? - высказал предположение Анненков.

- Может и так... Только я думаю все это из-за бабы, то есть жены его. Любовь промеж ними.

- Какая может быть любовь, если он офицер... нашел время! Нет, я это отказываюсь понимать,- Анненков презрительно-негодующе сузил глаза.- По моему мнению, от женщин проку мало, разве что пищу готовить, или раненых в лазарете выхаживать. А вот когда из-за них головы теряют, влюбляются, стреляются... Блажь все это, слабость недостойная мужчины.

- Да и я тоже... согласен... брат-атаман, Борис Владимирыч,- набравшись смелости, Степан назвал атамана по имени отчеству, как бы подчеркивая свою особую к нему близость. Анненков, однако, на это никак не отреагировал и Степан, осмелев ещё больше, решил продолжить высказывать свои предположения. - Хотя, тут брата можно и понять, Полинка... ну дочь атаманская, она на всю нашу станицу, на всю волость первая красавица, и приданного за ней отвалили немеряно.

- Это не повод, чтобы офицер в такое время за бабью юбку цеплялся, это блажь брат-хорунжий,- вновь заговорил поучительным тоном Анненков.- Я вот тебя и других вахмистров, урядников и подхорунжих в офицеры произвожу, потому что не хватает командного состава. А тут? Зачем его в кадетском корпусе, в юнкерском учили, чтобы бабьи прихоти исполнять?!- всё более раздражался Анненков...

Одна из многочисленных странностей характера Бориса Владимировича Анненкова, основанная на непонятных для окружающих уникальных физиологических качествах этого незаурядного человека - ему были чужды плотские чувства и наслаждения, влечение к противоположному полу, естественные для большинства людей.

В вагоне, где помещалась контрразведка дивизии тоже работали, что называется, "засучив рукава". Всякую мелкую сошку стреляли, как правило, после первого же допроса, ну а "рыбу" покрупнее допрашивали многократно. После прибытия из совместной с атаманом "командировки" в Усть-Каменогорск, Веселов весь ноябрь и декабрь занимался в основном павлодарскими и устькаменогорскими совдеповцами, а в январе настала очередь и, давно уже маящихся в заключении, местных семипалатинских большевиков. Допрашивали бывшего заместителя председателя областного Совдепа, одновременно являвшегося главным редактором советской губернской газеты "Трудовое знамя", выпускавшейся в недолгий период существования советской власти в Семипалатинске. Голый по пояс, с разбитым лицом и следами многочисленных плеточных "ожогов" на спине и плечах, человек стоял на коленях. Веселов сидел за столом с папироской, словно приклеенной в углу рта, рядом с коленопреклоненным заплечных дел мастер старший урядник Зубрилов, с ногайкой особого плетения в руках.

-... Еще спрашиваешь, подлец, за что бьем! А прошлый допрос вспомни, все ли ты нам как на духу, а может, что и утаил, о том, что вы тут творили, когда верховодили, а!? Вот газетенка твоя, из нее больше узнали, чем от тебя. Чего в апрельском номере печатал, помнишь?- Веселов потряс газетным листом.

Редактор лишь отрицательно замотал головой, и с трудом открыв рот почти без зубов, с запекшимися от крови губами, зашепелявил:

- Не помню.. Лучше убейте вы меня, но не мучьте больше...

- Ишь ты, не мучьте. Пришла пора ответ держать. Нет, ты у меня еще помучаешься, прежде чем сдохнешь. Ладно, не отвлекай меня сволочь, давай к делу. Это что тут за статейка такая насчет Общества землеробов коммунистов, прибывших из Петрограда. Кто это писал, почему без подписи, сам что ли?

Редактор то ли не хотел говорить, то ли от побоев стал плохо соображать. Он молчал, его голова, словно в дреме свесилась вперед.

- Ну-ка, Зубрилов, разбуди его... шестидюймовкой.

Урядник взмахнул плетью и рассчитанным движением с потягом опустил ее на плечо арестанта. Тот дернулся, охнул, а на синем плече мгновенно вздулся красный, сочящейся кровью след.

Редактор встрепенулся:

- Что... какая статья... я ничего не помню... не знаю... меня же по голове...

- Тут черным по белому в газетенке твоей варначей прописано, читаю: "Если мы, товарищи, сидящие у власти, не дадим поддержки посланцам товарища Ленина, то нет нам на сей земле места". Это ж ты тогда тут у власти сидел, а!?- есаул зловеще усмехнулся и подмигнул уряднику. Тот в ответ негромко заржал.- А вот что верно написано, так то, что нет, таким как ты и твоим друзьям-большевикам на этой земле места... - Есаул вновь стал вглядываться в текст статьи.- Потом здесь пишется, что тем самым питерцам было преподнесено несколько караваев хлеба. Так что ли? Говори сволочь, а то мы тебя сейчас не шестидюймовкой, а восьмидюймовкой потчевать начнем!

Шестидюймовки и восьмидюймовки, так в дивизионной контрразведке именовались плетки из конского волоса, шестижильные и восьмижильные. Арестованных на допросах "с пристрастием" в обязательном порядке пороли сначала шестидюймовкой, если молчал, переходили на "восьмерку". Редактора арестовали в погребе его дома, он там просидел всё лето и сентябрь, пока в городе к розыску спрятавшихся большевиков не подключились анненковцы. Его уже пороли несколько дней подряд, готовя таким образом к допросу.

- Не надо, не надо...! Умоляю... я всё... все, что хотите, только не надо меня бить, на мне же живого места нет...

Через два дня есаул Веселов подал докладную записку на имя атамана, в которой указывал, что в апреле прошлого года в область прибыло почти сто семейств питерских рабочих с целью создания хлеборобской коммуны. Коммунары на буксируемой барже поднялись вверх по Иртышу и обосновались в районе станицы Усть-Бухтарминской, захватив залежные земли, принадлежавшие кабинету Его Императорского Величества. По донесениям из Усть-Бухтарминской, летом станичный атаман Фокин эту коммуну разогнал, но коммунары не были ни арестованы, ни этапированы в тюрьму, а разбрелись по тамошним селам и, скорее всего, продолжают свою подрывную агитационную деятельность. Так же начальник контрразведки доносил, что для руководства и координации действий верхнеиртышских большевиков в условиях подполья был отправлен какой-то уполномоченный, прибывший с Урала с секретной миссией. Потому его фамилия, внешность и местопребывание неизвестны даже этому, чуть до смерти не запоротому заместителю председателя и главному редактору в одном лице.

Трепетно относившегося ко всему, что имело отношение к императорской власти, в том числе и к императорской собственности, Анненков, прочитав записку, пришел в ярость и приказал телеграфировать в Усть-Каменогорск и далее в Усть-Бухтарму требование немедленно предоставить отчет о судьбе этих коммунаров, по его мнению преступников, посмевших посягнуть на монаршью собственность. А раз так, то они если не все, то во всяком случае руководители должны быть немедленно расстреляны. И не отвлеки грозного атамана, ставшего неофициальным властелином области, более насущные заботы, не сдобровать бы станичному атаману Фокину... Но они его вновь отвлекли.