Виктор Дьяков - Дорога в никуда. Часть вторая. Под чёрными знамёнами

И все же Иван не совсем понимал все хитросплетение анненковских планов. Но задавать вопросы не стал, ибо тоже не хотел отдаляться от родных мест, где у него оставались беременная жена, мать, отец...

Приезд Егора Ивановича Щербакова в один из последних дней октября в гимназию стал для Даши подобен ушату холодной воды. Ее вызвали прямо с урока. Увидев в вестибюле отца в папахе, шинели, Даша не на шутку перепугалась:

- Тятя...- она звала отца, как было принято в большинстве казачьих семей,- что случилось, дома все в порядке?

Спешно обняв и поцеловав дочь, Егор Иванович торопливо заговорил:

- Быстро собирайся, поедем на квартиру вещи твои заберем. Я с обозом, фураж и продовольствие привезли для действующей армии, сейчас возвращаемся, с нами поедешь.

- Куда?- ничего не понимала Даша.

- Домой!- слегка начинал злиться на непонятливость дочери Егор Иванович.

- Зачем... а как же учеба? Меня начальница не отпустит,- растерянно лепетала Даша.

- С твоей начальницей я сейчас поговорю, а ты иди одевайся и здесь меня жди... Ну!- видя, что дочь не торопиться выполнять его приказ, Егор Иванович для острастки сделал вид, что собирается подогнать ее плеткой, которая как и положено казаку свисала у него с запястья руки.

Даша, ошарашенная, поплелась в свой класс, а Щербаков пошел в кабинет начальницы гимназии.

- Как это забираете... на каком основании, да еще почти в самом начале учебного года, разве можно...- высокая седоватая дама лет около пятидесяти пыталась повысить голос на немолодого казачьего офицера.

- Если я сейчас же не заберу дочь, потом занесет перевалы, а на Иртыше вот-вот кончится навигация, и все, она уже не сможет уехать, и кому тогда она тут будет нужна, если красные придут,- терпеливо и настойчиво разъяснял ей свою позицию Егор Иванович.

- Так вы считаете, что все это серьезно? Но ведь никто ничего официально... Нет, этого не должны допустить, как же можно, опять совдеп, это же...- теперь уже растерялась начальница.

- Дай то Бог, если не допустят... Но боюсь, здесь будет то же, что на Бийской линии. У вас учатся девочки с Бийской линии?- спросил Щербаков.

- Да, пятеро... то есть учились, но в сентябре, почему-то они не прибыли после каникул,- непонимающе хлопала ресницами начальница.

- А знаете, почему не прибыли?- с мрачной усмешкой спросил Щербаков.

- Неет,- еще более растерялась начальница.

- Потому, что их и в живых, наверное, нет. Этим летом там партизаны красные многие поселки и даже некоторые станицы вырезали. Вы что про это ничего не знали?!- почти с возмущением спрашивал Щербаков.

- Да... как-то... нет, я слышала... но как-то с нашими ученицами не связывала,- совсем потерялась начальница.

- Вы это... извините... если красных отобьют, я сам дочь к вам привезу, как только зимник на Иртыше встанет,- ему вдруг стало жалко начальницу, явно витавшую вдалеке от реальности, да и ссориться с ней он совсем не хотел.- Но сейчас, сейчас я ее забираю на всякий случай. Прощайте...

Даша в пальто и платке надув губы с недовольным видом шла за отцом в моросящей осенней хляби. Когда подошли к порожним телегам станичного обоза, отец закинул вещи дочери, подсадил ее и тут же укутал в тулуп.

- Зачем тятя... я в нем как баба базарная,- воспротивилась Даша.

- Ничего, не перед кем тут тебе красоваться. Зато не замерзнешь. Сейчас вон дождь, пальто намокнет, а в горах уже холодно, на перевале снег лежит. А тулуп он и не промокнет и от стужи убережет... Ну что, все в сборе!?... Трогай!- скомандовал Егор Иванович и обоз, оставляя за собой глубокие колеи, двинулся по лужам в сторону старого тракта, связывающего с незапамятных времен две крепости, Уст-Каменогорскую и Усть-Бухтарминскую - опорные пункты бухтарминской оборонной линии Российской империи.

Даша сидела на заду телеги спина к спине с отцом и проклинала все на свете. Еще вчера она после гимназических занятий сначала зубрила французскую грамматику, потом с подружками пошла в "Эхо", в кинематограф, по дороге забежав в кондитерскую лавку, купили карамели и сосали ее смотря фильм... И кто бы мог подумать, что так сразу и бесповоротно все измениться. А позавчера она написала письмо Володе в Омск, в кадетский корпус. "Ой, что там отец говорил... что красные вот-вот возьмут Петропавловск." У Даши была хорошая память, она вспомнила уроки географии и представила карту. Они в обязательном порядке изучали местоположения их родного Сибирского казачьего войска. Петропавловск, это на Горькой линии и он совсем недалеко от Омска. По карте примерно то же расстояние, что от Уст-Каменогорска до Усть-Бухтармы...

- Тятя, тятя... ты говорил, что большевики у Петропавловска!?- с испугом в голосе обратилась Даша к спине отца.

- Ну да,- отец обернулся.- Ты чего всполошилась-то? От нас это еще далеко, верст восемьсот.

- Но там ведь Омск совсем рядом!- голосом выдала свои чувства Даша.

- А, вот ты о чем,- Егор Иваныч понимающе посмотрел на дочь и грустно улыбнулся.- За кадета своего переживаешь... Да, там рукой подать. Дай-то Бог кадету твоему выжить... да и нам всем,- начальник усть-бухтарминской милиции отвернулся и более не смотрел на дочь, слыша как она тихо произносила молитвы...

Обоз забирался все выше, дождь сменил мокрый снег. Горы, склоны которых в этих местах поросли высоченными остроконечными елями и лиственницами, хмуро и безразлично взирали на ползущие по извилистой дороге подводы, лошадей и людей. Природе было все едино, что будет с ними со всеми в скором будущем, она не обладает предчувствием грядущего, оно ей не нужно, ведь она существует вечно.

У Павла Петровича Бахметьева давно уже назревало нечто вроде раздвоения сознания. С одной стороны он по-прежнему непоколебимо верил в торжество коммунизма, в то же время желал обычных житейских удобств. И атаман Фокин после того памятного разговора, сам того не ведая, помог ему найти некий компромисс внутри себя, оправдать свою спокойную безбедную жизнь. К тому же сыграло роль и "открытие", к коему его подвиг уже Грибунин, "пролив свет" на дело полуторогодичной давности, когда Бахметьева хитростью выдворили с Урала. То, что руководимый им уездный подпольный комитет фактически ничего не делал, это его уже не совестило. После приезда семьи он стал еще более миролюбивым. Действительно, зачем плодить лишних сирот и вдов, подвергать опасности собственную семью, когда все наверняка устроится и без этого, само-собой. И прав Фокин, надо сохранить Верхнеиртышье как неразоренный войной оазис в море разрухи, чтобы люди здесь без излишней озлобленности сеяли хлеб, чтобы, в конце-концов, было кому его сеять. А если можно сделать так, чтобы и его семья, жена и дети не голодали, так почему же это не устроить.