Валентин Рыбин - Огненная арена

Ратх и Андрей отправились прямо по шпалам в Теджен и через час были на станции. Здесь как будто ничего особенного не происходило. Всюду тихо. Перед зданием вокзала горел фонарь и солдаты стояли около двери. По шинелям и шапкам Андрей легко разгадал, что это не железнодорожники, а строевики-пехотинцы. Присмотревшись как следует, юноши увидели на третьем пути паровоз с одним вагоном и солдат возле него. Все стало ясно: прасоловцы уже в Теджене. Настораживала лишь тишина. Она заставляла думать о том, что никто карателям не оказал сопротивления, никто даже не забил тревогу в городе. Разведчики прошли на перрон, и Андрюша спросил стоявших солдат:

— А чё, буфетчика нет, что ли? Табаку хотели купить.

— Какой вам табак, — отозвался солдат. — Сами без табаку сидим. Давайте-ка уходите отсюда! Здесь ходить нельзя.

Юноши прошли мимо освещенных окон и увидели в кабинете начальника станции двух офицеров. Одного они сразу узнали: Жалковский — правитель канцелярии начальника области.

Ребята отошли в темноту и притаились, ожидая, когда выйдут офицеры. Они простояли довольно долго, но Жалковский так и не вышел. Пришлось подкрасться к вагонам и подслушивать разговор солдат. Тут все сразу прояснилось. Едва подошли сзади и присели за буксами, сразу донеслось:

— Да куда итить-то? Куда итить? Самого Уссаковского, знамо, не ударишь: командующей же! Мало ли что у него с этим полковником Жалковским? Может, женщину какую-нибудь не поделили, вот и ссорятся!

— Дурак ты, Касьян, — отвечал, сплюнув, другой. — Причем тут женщина, когда революция кругом идет? Разве не видишь: все вокруг бастуют. Это мы в своей

Кушке сидели и ничего толком не знали, А тут, на просторе, оно видней. И если ты хочешь знать, у них, у генералов и прочего офицерства, тоже разногласия имеются. Одни за царя, как наш Прасолов, а другие за Государственную думу. Этот Жалковский, как я понимаю,

__ за царя. Иначе зачем бы он стал настаивать, чтобы целый полк бросить на Асхабад.

— А я думаю, все они, еняралы, заодно, — донесся третий голос. — Этот Уссаковский нарочно послал своего правителя за Прасоловым. А сам-то, небось, кривляется перед асхабадским народом: я, мол, ваш в доску. А как придут войска, так Уссаковский и начнет командовать всем корпусом. Тогда запоет рабочий класс и вся революция. Да и мы с вами, — прибавил тише…

Ратх и Андрюша возвратились к своим часа через два, радостно-возбужденные: выведали все, что требовалось. Принялись рассказывать наперебой и прежде всего о Жалковском. Оказывается, правитель канцелярии решил безо всякого шума водворить старые порядки по всей железнодорожной линии. Основные кушкинские войска где-то сзади, а сам Жалковский едет в командой в шестьдесят человек и готовит станции и разъезды к приему кушкинских солдат. Все начальники станций, разъездов и командиры железнодорожных рот и взводов хорошо осведомлены: правитель канцелярии назначен в Кушку, чтобы уладить «неразбериху». А теперь он «все уладил» и возвращается назад. Прибывая на станции и разъезды, команда правителя в шестьдесят штыков спокойно, без всякой суеты, арестовывает железнодорожников, а полковник Жалковский назначает начальниками станций офицеров из войска Прасолова. Как только на всех станциях и разъездах будет заменено железнодорожное руководство, тогда армия Прасолова беспрепятственно проедет от Мерва до Асхабада и дальше, до самого Каспия.

— Вот так-так! — подивился Нестеров, выслушав ребят. — Это у нас называется действуют «тихой сапой». Ну, а паровоз, который чуть было нас не сшиб, куда так спешит?

— И о паровозе узнали, — уверенно заявил Андрюша. — На нем Воронец с несколькими железнодорожниками драпанули. Не стали дожидаться встречи с полковником Жалковским, видно, почувствовали опасность.

— Когда пойдут основные войска из Кушки, узнали? — спросил Метревели.

— Чего не знаем, того не знаем, — ответил Андрюша.

— Дня через два, не раньше, — подсказал Ратх.

— Почему так думаешь? — тотчас спросил Нестеров.

— Потому, что отсюда должны подать пустые вагоны для солдат Кушки. В Мерве солдаты пересядут на тедженские вагоны. Сам слышал, как об этом говорили каратели.

— Да, правильно, — подтвердил Андрюша, — я то-же слышал.

— Что же будем делать, Иван Николаевич? — спросил Метревели.

— Думаю, дорогой Ясон, надо подтянуть как можно быстрее к Теджену дружины Асриянца и асхабадских деповцев. Хорошо было бы, если б кизыларватские рабочие подошли!

— Кацо, сколько не собирай, перед регулярной армией нам не устоять, — возразил Метревели.

— Согласен, Ясон. Но с регулярной нам и не надо сталкиваться. Надо побыстрее занять Теджен и заставить полковника Жалковского, чтобы он дал команду не пускать батальоны Прасолова в Теджен.

— Все равно опасно, — не согласился Метревели. — Когда каратели подойдут к Теджену, полковник Жалковский не захочет говорить с нами, и требования наши не выполнит. Надо взорвать мост через реку Теджен.

— Что ж, не плохо придумал, — согласился Нестеров. — Только чем его взорвешь?

— Найдем чем. В Теджене у железнодорожных солдат есть взрывчатка.

— Тогда так, Ясон, — принял решение Нестеров. — Ты возьми своих солдат и моих ребят — и отправляйся в Теджен. Я вернусь в Каахка и к утру буду в Теджене с дружинами. Оставь мне одного солдата, чтобы помог вести дрезину. И давайте побыстрее поставим ее на рельсы.

После непродолжительных усилий тележка была поставлена на колеса, и Нестеров подался в Каахка, Отряд Ясона Метревели отправился в Теджен.

Между тем события на Кушкинской ветви стремительно разворачивались. Передовой отряд генерала Прасолова на «водянке» выехал из Кушки и беспрепятственно занял две станции — Чемен-и-Бид и Кала-и-Мор. «Водянкой» назывался поезд, развозивший в огромных деревянных чанах питьевую воду по станциям, И это был единственный вид железнодорожного транспорта, которому разрешалось беспрепятственно курсировать в дни забастовки. Операцию по захвату станций на «водянке» разработал командир роты, подполковник Деханов. Он же и провез весь отряд на «водянке» и арестовал железнодорожников в Чемен-и-Биде и Кала-и-Море. Затем таким же образом, но уже с большим числом войск, были заняты Сары-Язы и Иолотань, В Иолотани кушкинцы захватили ночью врасплох железнодорожную роту и разоружили ее. В Мерве о вылазке контрреволюционно настроенного генерала узнали, когда его войска уже захватили всю железную дорогу от Кушки до Мерва. Забастовочный комитет не в силах оказать какое-либо сопротивление успел сообщить о бесчинствах генерала-карателя всем городам и станциям Закаспия. Посланы были телеграммы в Ташкент, Москву и Петербург. Перед вступлением кушкинских войск в Мерв рабочие депо собрались на перроне, чтобы выразить свой протест произволу генерала Прасолова. Оказавшись в столь затруднительных обстоятельствах — один на один с огромной армией — забастовщики решили покончить с «крестовым походом» одним махом: убить самого Прасолова, а солдат перетянуть на сторону народной революции. Когда подошел воинский эшелон и генерал Прасолов вышел из вагона, рабочий-железнодорожник Петрунин выстрелил в него почти в упор и… — промахнулся. Позже выяснилось: кто-то из стоявших рядом с Петруниным толкнул его под локоть, и пуля просвистела выше головы генерала. Петрунина тут же схватили, жестоко истоптали ногами, и почти весь забастовочный комитет был арестован на месте происшествия. Затем каратели кинулись по квартирам с обыском, по магазинам, по учреждениям. Захватили почту, телеграф, банк со всеми его ценностями.