Марк Твен - Жанна дАрк

— Был ли ангел над головой короля в тот день, когда ты его увидела в первый раз?

— Именем Пресвятой Марии!..

И, сдержав свое нетерпение, она договорила спокойно:

— Если и был ангел, то я его не видела.

— Был ли свет?

— Там было более трехсот солдат и пятисот факелов, не считая света духовного.

— Что заставило короля поверить тем откровениям, которые ты сообщила ему?

— Ему были знамения; кроме того, он посоветовался с духовенством.

— Какие откровения получил король?

— В нынешнем году вы этого от меня не узнаете. Затем она добавила:

— Меня в течение трех недель допрашивало духовенство в Шиноне и в Пуатье. Король получил знамение, прежде чем уверовал, а духовенство пришло к заключению, что в моих поступках заключено добро, а не зло.

На время эту тему оставили, и Бопэр занялся чудотворным мечом из Фьербуа; он надеялся хоть этим способом навлечь на Жанну подозрение в колдовстве.

— Как ты узнала, что в земле зарыт старинный меч — за алтарем церкви Святой Екатерины в Фьербуа?

Жанна не стала этого скрывать:

— Я знала, что там лежит меч, потому что мне сказали Голоса; и я попросила прислать мне его, чтобы я могла носить его на войне. Мне казалось, что меч зарыт в землю неглубоко. Причт церкви отдал распоряжение отыскать его; они вычистили меч, и ржавчина легко отстала.

— Был ли он при тебе во время битвы при Компьене?

— Нет. Но я всегда носила его, вплоть до моего ухода из Сен-Дени, после нападения на Париж.

Существовало подозрение, что этот меч, найденный при столь таинственных обстоятельствах и столь неизменно приносивший победу, был наделен колдовскими чарами.

— Благословили ли этот меч? И какое именно благословение было призвано на него?

— Никакое. Я любила его только потому, что он был найден в церкви Святой Екатерины: я очень любила эту церковь.

А церковь эту она любила за то, что она была воздвигнута в честь одной из являвшихся к ней святых.

— Не клала ли ты его на алтарь для того, чтобы он принес тебе счастье (он говорил об алтаре в Сен-Дени)?

— Нет.

— Не молилась ли ты о том, чтобы меч твой был счастлив?

— Поистине нет ничего преступного в пожелании счастья своим доспехам.

— Так не этот ли меч был у тебя во время битвы при Компьене? Какой же был тогда при тебе?

— Меч бургундца Франкэ д'Арраса, которого я взяла в плен в битве при Ланьи. Я взяла его себе, потому что это был хороший булатный меч; им хорошо было рубить и наносить удары.

Эти слова были произнесены простодушно; и разительное несоответствие между ее маленькой, хрупкой фигуркой и воинственно-суровой речью, столь непринужденно сорвавшейся у нее с языка, заставило многих зрителей улыбнуться.

— Что стало с другим мечом? Где он теперь?

— Говорится ли об этом в proces verbal? Бопэр промолчал.

— Что ты любишь больше: твое знамя или меч?

При упоминании о знамени глаза ее радостно вспыхнули, и она воскликнула:

— Мое знамя мне дороже, о, в сорок раз дороже, чем меч! Иногда, нападая на врага, я сама несла его, чтобы никого не убить. — И она наивно добавила, снова проявляя забавную противоположность между своей почти детской внешностью и воинственной речью: — Я не убила ни одного человека.

У многих это опять вызвало улыбку; и вполне понятно почему: подумайте, какая она была нежная и невинная с виду девочка. Не верилось даже, что она когда-либо видела, как убивают друг друга люди: слишком не соответствовала этому ее внешность.

— Во время последнего сражения при Орлеане не говорила ли ты солдатам, что стрелы врагов, камни, пущенные из их катапульт, и ядра их пушек ни в кого не попадут, кроме тебя?

— Нет. И вот доказательство: больше сотни моих солдат были ранены. Я сказала им, чтоб они не боялись и не сомневались, что нам удастся снять осаду. Я была ранена стрелой в шею во время взятия той бастилии, которая охраняла мост, но святая Екатерина утешила меня, и я исцелилась в пятнадцать дней; мне не пришлось даже покинуть седло и прервать работу.

— Знала ли ты накануне, что ты будешь ранена?

— Да; и я еще задолго сказала о том королю. Я узнала от Голосов.

— Когда ты взяла Жаржо, то почему не потребовала выкупа за военачальника крепости?

— Я предложила ему беспрепятственно уйти вместе со всем гарнизоном, грозя, что в противном случае я возьму крепость приступом.

— И ты, конечно, так и сделала?

— Да.

— Не получала ли ты от Голосов указаний насчет взятия крепости приступом?

— Не помню.

На этом закончилось утомительное, долгое и бесплодное заседание. Были испытаны все средства, чтобы уличить Жанну в злоумышлении, в злодеянии, в неповиновении Церкви, детских или недавних прегрешениях, но — совершенно безуспешно. Она безупречно выдержала искус.

Пришел ли суд в уныние? Ничуть. Само собой, судьи были весьма удивлены и поражены, когда увидели, что работа, которая казалась им крайне простой и легкой, встречает на своем пути столько неожиданных затруднений. Однако у них были могущественные союзники, как-то: голод, холод, усталость, травля, обман, предательство; и направлено все это было против беззащитной и простенькой девушки, которая должна же, наконец, будет уступить духовной и телесной усталости и угодить в одну из тысячи расставленных ей ловушек.

Но достиг ли суд каких-нибудь успехов в течение этих якобы бесплодных заседаний? Достиг. Он ощупью отыскивал себе дорогу, присматривался и, наконец, нашел кое-какие следы, по которым можно было бы мало-помалу добраться до желаемой цели. Например, мужской наряд, видения, Голоса. Никто, конечно, не сомневался, что она видела сверхъестественные существа, говорила с ними и получала от них указания. Никто также не сомневался, что с помощью сверхъестественных сил Жанна свершала чудеса; так она узнала в толпе короля, которого ни разу не видела раньше, она отыскала меч, зарытый под алтарем. Безрассудно было бы отрицать такие вещи: ведь мы все знаем, что в воздухе витают бесы и ангелы, которые видимы, с одной стороны, чернокнижникам, с другой — людям безупречной святости. Но вот в чем сомневались многие, а быть может, и большинство: действительно ли видения, Голоса и чудеса Жанны были от Бога? Судьи надеялись, что со временем им удастся доказать, что источником этих явлений был сатана. А потому вы поймете, что упорство, с которым судьи то и дело возвращались к этому вопросу, сновали вокруг него и допытывались, — вовсе не было праздным занятием, а стремлением к строго определенной цели.

Следующее заседание происходило в четверг, первого марта. Присутствовало пятьдесят восемь судей — остальные отдыхали.

По обыкновению, от Жанны снова потребовали, чтобы она дала клятву говорить правду, ничего не скрывая. Она не выказала раздражения на этот раз. Она чувствовала себя достаточно защищенной тем соглашением относительно pro-ces verbal.