Дмитрий Медведев - Это было под Ровно

Вместе с другими новичками Коля пошел в учебную команду и на «отлично» сдал экзамен по строевой подготовке. Всегда аккуратный, подтянутый (мы его, конечно, приодели), Коля обычно при разговоре с командиром отвечал точно, коротко, как полагается в армии. Хотелось иногда с ним попросту поболтать, приласкать, – ведь мальчишка еще, – не тут-то было: отвечает по-военному.

Присмотревшись к хлопцу, мы решили готовить из него разведчика и связного, и Александр Александрович Лукин стал с ним заниматься отдельно.

Вечером 6 ноября сорок второго года партизаны собрались в центре лагеря вокруг повозки, на которой был установлен специально добытый к этому дню репродуктор.

Лида Шерстнева суетилась вокруг приемника и все волновалась, что антенна коротка.

Ваня Строков, который был назначен ответственным за организацию радиослушания, волновался не меньше Лиды, но успокаивал ее:

– Да что вы, Лида! Антенна чуть не в километр!

Антенна эта была уже несколько дней предметом всеобщего интереса.

Но вот репродуктор захрипел, послышались какие-то трудно различимые звуки. Ваня Строков что-то еще подкрутил, и мы облегченно вздохнули. Из Москвы передавали концерт. Впервые за пять месяцев мы услышали московскую радиопередачу. До этого у нас была только служебная радиосвязь.

Радисты Лида Шерстнева и Ваня Строков сияли.

Но не концерт хотели мы слушать. Все ждали, все надеялись услышать передачу торжественного заседания, посвященного Октябрьской годовщине.

У повозки за самодельным столиком сидели четыре партизана с заготовленной бумагой и тщательно очиненными карандашами. Писать будут сразу все: если один пропустит хоть слово, другие восполнят.

Около шести часов вечера диктор объявил то, чего ждала вся страна, чего с нетерпением ждали и мы, партизаны, окружившие радиоприемник под моросящим дождем в глухом Сарненском лесу: из Москвы будет транслироваться торжественное заседание, проводимое в связи с двадцать пятой годовщиной Великого Октября.

В лесу воцарилась тишина. Каждый старался тише дышать.

Мы, находившиеся за тысячу километров от столицы, узнали обо всем, что делается в стране, узнали о положении на фронтах Отечественной войны.

Гитлеровцы, отогнанные от Москвы, собрали в летний период все свои резервы, прорвали фронт в юго-западном направлении и вышли в районы Воронежа, Сталинграда, Новороссийска, Пятигорска, Моздока.

Но мы, как и весь народ, не сомневались в том, что наша армия разобьет врага в открытом бою и погонит его назад.

У советских людей есть традиция – отмечать праздники трудовыми и боевыми подвигами,

День 7 ноября мы решили отметить по-своему, по-партизански, отметить так, чтобы гитлеровцы его запомнили.

Задолго до праздника мы готовили две диверсии по взрыву вражеских эшелонов. В ночь на 7 ноября, сейчас же после того, как был прослушан доклад, две наши партизанские группы – одна под командой Шашкова, другая под командой Маликова – отправились на выполнение задания.

В полдень 7 ноября Шашков вернулся и отрапортовал:

– Товарищ командир! Боевое задание в честь двадцать пятой годовщины Великой Октябрьской революции выполнено. На железной дороге подорван следовавший на восток вражеский эшелон с военными грузами и войсками.

А к вечеру вернулся и Маликов. Он также, сообщил, что в подарок к годовщине Великого Октября взорван вражеский эшелон с техникой противника, следовавший в сторону фронта.

В день праздника в лесу была проведена спартакиада. На лесной поляне, в километре от лагеря, пять взводов соревновались между собой на лучшую боевую подготовку. Они состязались в метании гранаты на дальность и в цель, в лазаний на деревья, в беге с препятствиями.

Спартакиада проходила шумно. Больше всего переживали «болельщики». Они уже несколько дней спорили, кто окажется победителем. Самыми горячими болельщиками оказались старик Струтинский, Лукин и Кочетков.

Владимир Степанович Струтинский то подскакивал на месте, то выкрикивал: «Ах, чтоб тебя!», «Вот дурья голова, промахнулся!» Лукин перебегал с места на место, подзадоривая отстающих. А Кочетков так громко хохотал, что стоять близ него было небезопасно: могли пострадать барабанные перепонки.

Самый большой шум поднялся, когда началось состязание по перетягиванию каната. Кто, какая группа перетянет?

– А ну, поднатужьтесь!

– Слабо вам!

Вот одна группа, обессилев, ослабила канат. Победители, перетянув конец, упали навзничь. Взрыв смеха снова огласил лес.

Праздник закончился концертом партизанской самодеятельности. Началось с хорового пения. «Прощай, любимый город» – эту песню знали все. Запевали несколько голосов – весь наш ансамбль подхватывал. Потом затянули «Катюшу». Владимир Степанович Струтинский вдруг поднялся и, дирижируя обеими руками, затянул «Реве та стогне Днипр широкий». Одобрительно улыбаясь, все подхватили эту песню,

Вышли в круг плясуны: нашлись мастера и гопака, и комаринской, и лезгинки, и чечетки. Смена «номеров» шла непрерывная. Вот к костру подошел двадцатилетний Мачерет, – до войны он учился на литературном факультете.

– Я прочитаю вам стихи Николая Тихонова «Двадцать восемь гвардейцев».

Уже под конец вечера поднялся Николай Иванович Кузнецов. Он был в приподнятом настроении. Не сказав, что будет читать, он сразу начал:

– "Высоко в горы вполз Уж и лег там в сыром ущелье, свернувшись в узел и глядя в море…

Вдруг в то ущелье, где Уж свернулся, пал с неба Сокол с разбитой грудью, в крови на перьях…"

Читал Кузнецов просто и тихо. Но каждое его слово, казалось, доходило до самого сердца. Чувствовалось, что человек читает самое любимое и близкое душе произведение.

Я посмотрел на бойцов. Они сидели серьезные, торжественные и какими-то новыми глазами смотрели на Кузнецова.

Так же не повышая голоса, но еще больше отчеканивая каждое слово, он заканчивал:

– "Пускай ты умер!.. Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету!

Безумству храбрых поем мы песню!.."

Сильное впечатление произвело на нас чтение Николаем Ивановичем Кузнецовым «Песни о Соколе» Горького.

Вскоре после праздника, 11 ноября, нам удалось принять самолет из Москвы. Площадка около деревни Ленчин, указанная Колей Струтинским, была действительно хорошая. К тому же мы буквально прощупали каждую травинку, сровняли все бугорки. Пришлось даже спилить тригонометрическую вышку, что стояла километрах в четырех от площадки. Правда, крестьяне были довольны: вышка подгнила, и они боялись несчастного случая.

Накануне той ночи, когда мы собирались принимать самолет, в село Михалино, километрах в девяти от нашей площадки, прибыла на автомашинах большая группа гитлеровцев. Мы выслали на дорогу засаду с твердым наказом: немцев в нашу сторону не пропустить!