Владимир Грусланов - По дорогам прошлого

Было ясно, что здесь, в этом доме, заваленном всяким хламом, должна быть печать, о которой написано в протоколе обыска.

Находка «дела Ковальчука» обрадовала всех. Она принесла силу и бодрость утомленным долгими поисками ребятам.

Помощники Измайлова много часов почти без отдыха перерывали груды извлеченных из-под щебня и кирпичей связок с документами и вещественными доказательствами: запретные политические книги, газеты, листовки, фотокарточки и холодное оружие. Ребята устали. Теперь усталость как рукой сняло. Они заработали еще усерднее. К исходу дня переворошили все, что только попадалось под руку. Но печати найти не удалось.

Приближался вечер.

— Ничего! — успокаивал Измайлов. — Завтра с утра снова займемся поисками. Если мы нашли «дело Ковальчука», найдем и печать. Она здесь.

Вышли во двор.

Измайлов попросил помощников стать в линию. Он хотел одарить их дружескими подарками: почтовыми открытками с видами московского Кремля, серебряными полтинниками с изображением серпа и молота и бронзовыми нагрудными значками с ярко-красной звездой. Измайлов возил с собою достаточный запас этих драгоценностей и при случае одаривал ими людей, радостно встречавших воинов Советской Армии.

Скоро на груди у школьников засверкали звездочки. В руках Измайлова лежала еще одна. Он поглядывал то на звезду, то на ребят и недоумевал.

Он знал, сколько человек помогали ему разыскивать «дело Ковальчука», помнил, что приготовил такое же количество нагрудных значков.

«Почему один лишний?» — соображал Измайлов и, не выдержав, спросил:

— Все ли в сборе?

— Все, все! — зашумели ребята.

— А Костя? — сказала перепачканная известью девчушка. — Где Костя?

— Костя, Костя! — закричали ребята.

И, будто он только и ждал этого, на крыльцо полицейской управы вышел изукрашенный с ног до головы пылью и паутиной самый младший помощник Измайлова — Константин Перемога, ученик пятого класса злочевской школы.

— Вот! — сказал Костя и подал сверточек.

Измайлов торопливо разорвал веревку, развернул запыленную тряпку — и…

— Печать! — вырвалось у ребят.

Да, это была печать эскадрона.

Та самая печать, которую осенью тысяча девятьсот двадцатого года командир Буденновской армии Николай Крайнев вручил Григорию Ковальчуку!

Измайлов дохнул на печать и приложил ее к лоскутку бумаги.

«Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Эскадрон номер…» — услышали ребята гордые слова, начертанные на печати.

Пришлось Измайлову дать Косте Перемоге не один, а целых два нагрудных значка.

— Для сестренки! — сказал с восторгом Костя, зажимая второй значок в кулаке.

Печать нашлась. Ее бы сразу отправить в музей, да показать людям, да рассказать историю о первом председателе сельского Совета села Паниковцы Григории Ковальчуке. Но получилось так, что вновь избранный в селе Паниковцы председатель сельского Совета, некий Иван Якимец, еще месяца три пользовался исторической печатью, скрепляя ею решения сельсовета.

Только после того как из Львова прислали в село Паниковцы изготовленную по всем правилам гербовую печать сельсовета, реликвия гражданской войны поступила в тысяча девятьсот сороковом году в Артиллерийский исторический музей Советской Армии в Ленинграде. Там она хранится и в наши дни.

Отдельная кавалерийская дивизия осенью тысяча девятьсот тридцать девятого года находилась во Львове.

Красноармейцы и командиры дивизии не переставали удивляться тому, как хитроумно переплелись в этом городе современная жизнь и стародавняя старина.

Замки, православные церкви, католические костелы, часовни и каплипы, украшенные дорогой резьбой и иконами. Все это уходило куда-то в шестнадцатый, пятнадцатый, а порой еще в более далекий век! А вокруг самые обыкновенные дома, самые обыкновенные люди.

Угрюмое, неуклюжее здание ратуши на площади Рынка окаймлено по углам стоящими на земле статуями древних богов и богинь. У парадного входа в ратушу разлеглись каменные львы — покровители города Львова.

А сама площадь с сорока четырьмя опоясывающими ее по строгому квадрату палаццо — старинными домами-дворцами! Хоть она с давних времен носит название площади Рынка, но, сколько ни ищи, не найдешь на ней никакого рынка.

Дома глядят на эту площадь не фасадами, не лицом, а бочком. Стоят тесно, бок в бок, подпирая друг друга, будто карточные домики. Дунь на них — так и попадают.

Прикомандированный к штабу дивизии Владимир Измайлов однажды проходил мимо городской тюрьмы… Старинное тюремное здание, настоящий средневековый замок, мрачное само по себе, выглядело еще более мрачно в пасмурный дождливый день.

Измайлов беспрепятственно вошел через широко открытые ворота во двор тюрьмы. Кругом ни души. Тюрьма пустовала. Ее покинули не только узники, но и надзиратели и стражники.

В бесконечных коридорах и в открытых настежь камерах, где еще так недавно томились борцы за свободу, гулял осенний ветер.

Стены камер были испещрены надписями, последние ми прощальными словами людей, уводимых на смерть.

Со случайным спутником-красноармейцем Измайлов переступил порог кабинета начальника тюрьмы, большой, светлой комнаты в три окна. В открытых ящиках письменного стола он увидел резиновые дубинки.

— Образцы торговых фирм, — сказал брезгливо Измайлов, рассматривая коллекцию орудий пыток.

Вместе с красноармейцем он вытащил из ящика дубинки и разложил их на столе.

Из автомобильной покрышки… — заметил красноармеец.

— Материал прочный. Знали, гады, чем людей калечить, — угрюмо отозвался Измайлов.

Он представил себе людей, которых тюремщики избивали такими дубинками, и ужаснулся.

Измайлов с омерзением глядел на ременную петлю на дубинке. «Для чего нужна эта петля?» — подумал он. И понял. Чтобы дубинка не сорвалась с руки, когда ею избивали заключенного. Техническое усовершенствование палачей.

Один из ящиков стола начальника был забит разной мелочью. Очевидно, ее извлекали из карманов одежды при обысках арестованных.

Здесь лежали серебряные и медные монетки, самодельные брелочки, бритвы и тонкие пилочки.

В другом ящике Измайлов увидел ворох документов и брошюр. Он знал польский язык. Одна из брошюр оказалась инструкцией.

— Как ловить политических преступников, — сказал он красноармейцу.

Еще в одном ящике нашли фотокарточки. На фотокарточках были изображены женщины и дети.

— Жены и дети заключенных, — вздохнул красноармеец.

В углу на покрытой зеленым лоскутом тумбочке лежало несколько пар стальных никелированных наручников. На стенке сбоку висели ручные и ножные кандалы. По их виду можно было безошибочно сказать, что они много и долго использовались по своему назначению. Отполированные до блеска захваты кандалов без слов говорили о горестной судьбе тех, кому на долю выпало несчастье носить эти стальные браслеты.