Пол Догерти - Крестоносец. За Гроб Господень

Лучше пасть на поле брани, чем видеть страдания братьев ваших и осквернение Святой земли…

И полетели во все края призывы. Адемар, епископ близлежащего города Ле-Пюи и легат Урбана, получил задание подхватить глас Божий и превратить его в глас народа. Урбан был из монастыря Клюни, и его монахи-бенедиктинцы в черных рясах тоже понесли вести через поля, села и города. Они в ярких красках расписьюали неземные блага, ожидающие тех, кто согласится стать крестоносцем: Иерусалим — вечный город, окруженный высокими башнями с фундаментами из драгоценных камней, защищенный ослепительными золотыми воротами, сияющими ярче солнца; даже зубчатые стены — и те сверкают чистым хрусталем. В городе улицы вымощены золотом и серебром, а его дворцы блистают мрамором, лазуритом и драгоценными камнями. Кристально-чистая вода струится из золотых фонтанов и серебряных труб, поливая целительные и освежающие деревья, благоухающие ароматом цветы и лекарственные травы. Жестокой холодной зимой, когда мясо воняет тухлятиной, фрукты и овощи чернеют и гниют, а хлеб становится твердым как камень (и это при том, что в дальнейшем ситуация могла лишь ухудшиться), видёние такого прекрасного города влекло сильнее, чем какой-либо псалом или хвалебная песнь. Бросив коня и соху, молодые мужчины простирались перед крестной перегородкой церкви. Им на спину прикрепляли две полоски красной ткани, сшитые в форме креста. Через несколько дней, стоя на каменном полу того же гулкого нефа, они получали суму и посох — символы странника, а также крестоносца.

Наступила зима — суровая и унылая. Лесные ягоды и коренья стали основными продуктами питания, а хрустящий хлеб, свежее мясо и сочные фрукты, которыми изобилует лето, превратились в далекие воспоминания. Все больше и больше людей начинали завидовать crucesignati, то есть крестоносцам. Мечта о том, чтобы искупаться в теплых водах реки Иордан, пройтись по райским садам фруктовых деревьев и полакомиться нежной мякотью плодов и сочных овощей, стала почти таким же мучительным соблазном, как и обещание вечной жизни. Подобные мечты согревали людей морозными зимними вечерами в промозглых жилищах, полных торфяного дыма, который обволакивал кольцами несвежее мясо, подвешенное к стропилам или заткнутое в щели над очагом. Такова воля Божья. Этот клич разлетелся по всему краю, проникнув в промокшие от ледяных дождей села и скованные морозом деревушки с их ухабистыми дорогами, грязными домиками и смрадными хлевами. Крест — две полоски красной материи — скоро принесет сюда разительные перемены.

Такова воля Божья. Этот рефрен был подхвачен в залах и гостиных, где закоптелые ковры трепетали на известняковых стенах, тщетно пытаясь сдержать пронизывающие до костей ледяные сквозняки. Deus vult. Открылся славный путь к спасению в этом мире и отпущению грехов в мире ином. Зачем, удивлялись мужчины, ждать до весны, когда твердая почва раскиснет — чтобы потом неотрывно смотреть на тучи и отчаянно молиться о хорошей погоде? Почему сейчас же не выступить в поход на восток, к чудесам Иерусалима, чтобы разбить супостата, отвоевать у него Святую землю и тем самым на веки вечные заручиться расположением и поддержкой Господа? И канут в Лету жизненные невзгоды, не будет больше войн между соседями, не надо будет до седьмого пота гнуть спину на земле или предпринимать опасные переезды с места на место, когда на землю опускается мгла, а в лесу клубится густой туман. Уже другие далекие блага безудержно манили к себе: золото, серебро и драгоценнее камни, украшавшие сказочно богатые города Византии. Отклик на призыв был быстрым. Даже профессиональные военные спешно принимали присягу. Они тоже простирались перед алтарями многочисленных церквей, закладывали свои владения, где только могли, погашали долги, подписывали мирные соглашения со своими врагами, составляли завещания и брались за дело. Сколько нужно копий? Сколько стрел? Какие доспехи понадобятся? Сколько вьючных лошадей? В процесс подготовки вовлекались и бывшие соперники, ибо на них распространялся «мир Божий», то есть прекращение враждебных действий, объявленное Церковью. Это означало, что каждый воин, давший клятву кресту, становился священным и неприкосновенным, как и его собственность и семья.

Поддались соблазну и крупные феодалы, среди которых был Раймунд, шестидесятилетний граф Тулузский, владетель Сен-Жиля с аббатством Святого Эгидия, к которому он питал сильную привязанность. Раймунд стал ревностным крестоносцем. Маленький и жилистый, с угловатой головой, коротко стрижеными волосами и небольшой бородкой, он выглядел как настоящий воин. Одни поговаривали, что свой глаз он потерял в битве с неверными в Иберии. Другие же утверждали, что когда-то Раймунд совершил паломничество в Иерусалим, где глаз ему выкололи за то, что он отказался платить подать, наложенную турками за вход в храм Гроба Господня. А еще поговаривали, что Раймунд хранил свой выколотый глаз в специальном мешочке, поклявшись за него отомстить. Раймунд Тулузский заложил свои владения, раздал долги, принял присягу и разослал во все концы гонцов. Провансальцы — подданные графа — слушали и диву давались чудесным предзнаменованиям, которыми сопровождались его призывы. Однажды ночью луна внезапно побагровела. Какого-то пастуха посетило видение: огромный город, парящий в воздухе. Как-то раз в небе вспыхнула звезда и запрыгала как лягушка, направляясь на восток. А еще кто-то видел меч длины необычайной, висящий в небесах; тысячи звезд посыпались вниз, и каждая из них знаменовала собою смерть одного неверного. Из ключей стала бить не вода, а кровь: скоро точно так же потечет кровь врагов-супостатов. Рождались сросшиеся друг с другом близнецы. Не означало ли это, что Западу и Востоку суждено соединиться? И буквально повсюду людям виделся крест. Звезды — и те скапливались в гигантский крест. Один священник рассказывал, как перед ним разверзлись небеса и его взору открылся крест величины невероятной. Еще один священник утверждал, что ему пригрезилось видение поединка между рыцарем и турком в небесах. После жестокой битвы турок был повержен наземь, и последний, смертельный удар рыцарь нанес именно крестом. А это означало, что Небеса были на его стороне. Такова воля Божья!

А наиболее обнадеживающим было то обстоятельство — и об этом говорили во всех тавернах и пивных, — что скоро жизнь непременно должна улучшиться. Люди освободятся от тяжелой и монотонной необходимости изо дня в день обрабатывать скудную и неподатливую почву. Поход на Иерусалим казался им избавлением не только от зловещих и темных лесных дорог и промозглых жилищ, но и от всяких жизненных тягот вообще. Женщины облачались в мужскую одежду и с воинственными криками размахивали копьями. Священники, поддавшись всеобщему исступлению, налагали кресты, даже не испросив разрешения у своих епископов. Из монастырей стали уходить монахи. Некоторые из них не видели дневного света еще с юных лет, однако настоятели не могли их удержать. Те, кто решал принять участие в борьбе за святое дело, папским указом освобождались от всех налогов и повинностей, если их господин не желал стать крестоносцем. Должников не призывали к ответу, если они становились крестоносцами. На того, кто носил на спине крест, нельзя было подать в суд, и в то же время крест был защитой почти от любых уголовных наказаний. Узников выпускали из темниц, если они давали клятву отправиться на войну с неверными. Грабителей, годами наводивших страх на округу, охотно прощали и принимали с распростертыми объятиями. И не было такого грешника, которому бы не отпустили грехи, если он становился крестоносцем и приносил присягу. Женщины поощряли мужей, любовников и сыновей вступать в ряды защитников правого дела. На мужчину, который не соглашался, односельчане начинали смотреть как на жалкого труса и предателя Христа. Женщины и мужчины выжигали и вырезали изображение креста на своих телах и даже метили этим знаком своих детей, включая младенцев, которым всемогущий крест ставили на груди. Появился даже какой-то священник с глубоко выжженным на лбу крестом. Он утверждал, что получил этот знак прямо с небес.