Колин Маккалоу - Антоний и Клеопатра

Проклятый Луций! Вечно пытается превзойти своего большого брата Марка, и никогда это ему не удается.

— Было, — ответил Планк. — Хотя некоторые возражали!

— Привилегированное отношение к лысому демагогу, любителю выступать на Форуме?

— Э-э, ну да, такая фраза прозвучала. Я могу назвать тебе имена. Однако Луций был консулом в прошлом году, а твой дядя Гибрида цензор в настоящее время, поэтому большинство людей сочли, что Луций заслужил прощение и назначение. Он должен будет немного повоевать с лузитанами и отметить триумф, когда вернется домой.

Антоний хрюкнул.

— Тогда он выкрутился удачнее, чем заслуживает. Полное идиотство от начала до конца! Но я готов держать пари, что Луций лишь выполнял приказы. Это была война Фульвии. Кстати, где она?

Планк широко открыл карие глаза.

— Да здесь, в Афинах! Мы с ней убежали вместе. Сначала мы не думали, что Брундизий отпустит нас — этот город целиком на стороне Октавиана, — но, вероятно, Октавиан предупредил, чтобы нам разрешили покинуть Италию, если мы не возьмем с собой войска.

— Итак, мы установили, что Фульвия в Афинах. Но где именно в Афинах?

— Аттик позволил ей остановиться в его доме.

— Какое великодушие! Наш Аттик всегда стремится угодить и нашим, и вашим. Но почему он думает, что я буду рад видеть Фульвию?

Планк онемел, не зная, какой ответ хочет услышать Антоний.

— Что еще случилось?

— Разве этого не довольно?

— Нет, если только твой отчет полный.

— Ну, Октавиан не получил денег от Перузии для финансирования своих действий, но каким-то образом ему удается платить своим легионам достаточно, чтобы удерживать их на его стороне.

— Военная казна Цезаря должна быстро истощиться.

— Ты вправду считаешь, что это он взял ее?

— Конечно он! А что делает Секст Помпей?

— Блокирует морские пути и забирает все зерно из Африки. Его адмирал Менодор захватил Сардинию и выгнал Лурия, а это значит, что у Октавиана не осталось другого источника зерна, кроме того, что он может купить у Секста по огромным ценам, до двадцати пяти — тридцати сестерциев за модий. — Планк даже застонал от зависти. — Вот где все деньги — в кофрах Секста Помпея! Как он поступит с ними? Захватит Рим и Италию? Мечты! Легионы любят большие премии, но они не будут сражаться за человека, который доводит до голодной смерти их стариков. Наверное, поэтому, — продолжал Планк задумчиво, — он вынужден вербовать рабов и делать адмиралов из вольноотпущенников. Однажды тебе все же придется отобрать у него деньги, Антоний. Если ты этого не сделаешь, это сделает Октавиан, а тебе деньги нужнее.

Антоний фыркнул.

— Октавиан выиграет морской бой против такого опытного человека, как Секст Помпей? С такими союзниками, как Мурк и Агенобарб? Когда придет время, я займусь Секстом Помпеем, но не сейчас. Он действует во вред Октавиану.

Зная, что она прекрасно выглядит, Фульвия с нетерпением ждала мужа. Хотя несколько седых волос еще не были заметны в копне каштановых волос, она заставила служанку выдернуть их, а потом сделать ей самую модную прическу. Темно-красное платье подчеркивало изгиб груди и ниспадало вниз, скрывая чуть выступающий живот и располневшую талию. «Да, — думала Фульвия, прихорашиваясь, — я хорошо сохранилась для своих лет. Я все еще самая красивая женщина в Риме».

Конечно, она знала о веселой теплой зиме Антония в Александрии. Барбатий просветил ее по этому поводу. Но это мужские дела, и ее они не касаются. Если бы он развлекался с высокородной римлянкой, совсем другое дело. Она мгновенно выпустила бы когти. Но когда мужчина отсутствует месяцами, а то и годами, ни одна разумная жена, оставленная в Риме, не будет думать о муже плохо из-за того, что он избавляется от своей грязной воды. А дорогой Антоний любил цариц, принцесс, иностранок высокого происхождения. Переспав с какой-нибудь из них, он чувствовал себя настолько царем, насколько это может допустить римлянин-республиканец. Фульвия видела Клеопатру, когда та жила в Риме при Цезаре, и она понимала, что Антония привлекли титул и власть египтянки. Физически царица была совсем не такой сильной и энергичной женщиной, каких предпочитал Антоний. К тому же она была очень богата, а Фульвия знала своего мужа. Ему просто нужны ее деньги.

Так что когда появился управляющий Аттика и доложил что Марк Антоний уже в атрии, Фульвия встряхнулась, чтобы платье хорошо на ней сидело, и побежала по длинному, без роскоши, коридору туда, где ждал Антоний.

— Антоний! О, meum mel, как замечательно снова видеть тебя! — крикнула она с порога.

Антоний, занятый разглядыванием великолепной картины, изображавшей Ахилла и его корабли, оглянулся на звук ее голоса.

Впоследствии Фульвия не могла вспомнить, что именно произошло, так молниеносны были его движения. Она только почувствовала оглушительную пощечину, от которой растянулась на полу. Потом он наклонился над ней, схватил за волосы, поднял на ноги и стал наотмашь, открытой ладонью хлестать ее по лицу. И это было так же больно, как если бы он бил ее кулаком. Полетели зубы, сломался нос.

— Ты, глупая cunnus! — орал он, не переставая бить ее. — Ты глупая, глупая cunnus! Ты думаешь, что ты Гай Цезарь?

Кровь лилась у нее изо рта, из носа. Она, которая во всеоружии встречала каждый вызов богатой событиями жизни, была беспомощна, уничтожена. Кто-то кричал, должно быть, она сама, ибо слуги слетелись со всех сторон, но только взглянули — и убежали.

— Идиотка! Проститутка! О чем ты думала, когда пошла войной против Октавиана от моего имени? Когда растрачивала деньги, которые я оставил в Риме, Бононии, Мутине? Когда покупала легионы для таких, как Планк, неспособных их сохранить? Когда жила в военном лагере? Что ты о себе возомнила, если вообразила, что люди вроде Поллиона будут исполнять твои приказы? Приказы женщины! Запугивала моего брата от моего имени! Он идиот! Он всегда был идиотом! И еще раз доказал это, связавшись с женщиной! Ты недостойна даже презрения!

Плюнув, он швырнул ее на пол. Не переставая кричать, она уползла, как покалеченное животное. Слезы теперь текли быстрее, чем кровь.

— Антоний, Антоний! Я хотела угодить тебе! Маний сказал, что это тебе понравится! — хрипло кричала она. — Я продолжила твою борьбу в Италии, пока ты был занят на Востоке! Маний сказал! — шамкала она беззубым ртом.

Услышав имя Мания, Антоний вдруг почувствовал, что его гнев угас. Маний — ее грек-вольноотпущенник, змея. По правде говоря, пока Антоний не увидел ее, он и не знал, сколько в нем злобы, сколько гнева накопилось в нем за время его путешествия из Эфеса. Вероятно, если бы он следовал первоначальному плану и поплыл прямо из Антиохии в Афины, он не был бы так разгневан.