Колин Маккалоу - Антоний и Клеопатра

— Похоже, ты не хочешь найти решение проблемы, — подколол его Антоний.

— Я хочу найти решение! Единственное! А именно сжечь все его корабли до последнего, казнить его адмиралов, продать его экипажи и солдат в рабство и дать ему возможность эмигрировать в Скифию! Ибо пока мы не признаем, что именно это мы должны сделать, Секст Помпей будет продолжать морить голодом Рим и Италию себе в угоду! Этот подлец не имеет ни ума, ни чести!

— Я предлагаю, Поллион, отправить посланника к Сексту и просить его встретиться с нами, скажем, в Путеолах. Да, Путеолы подойдут, — сказал Антоний, излучая добрую волю.

— Я согласен, — тут же ответил Октавиан.

Это поразило всех, даже Мецената. Значит, его взрыв был рассчитанным ходом, а не спонтанным? Что он задумал?

Поскольку Октавиан без возражений согласился на встречу в Путеолах, Поллион поменял тему разговора.

— Тебе, Меценат, придется все организовать, — сказал он. — Я намерен сразу же уехать в Македонию выполнять обязанности проконсула. Сенат может назначить консулов-суффектов до конца года. Мне достаточно одного рыночного интервала в Риме.

— Сколько легионов ты хочешь? — спросил Антоний, довольный тем, что можно обсудить что-то, бесспорно находящееся в его компетенции.

— Достаточно шести.

— Хорошо! Это значит, что я могу дать Вентидию одиннадцать легионов для Востока. Ему нужно сдерживать Пакора и Лабиена там, где они сейчас находятся. — Антоний улыбнулся. — Опытный старый погонщик мулов, этот Вентидий.

— Возможно, опытнее, чем ты думаешь, — сухо заметил Поллион.

— Хм! Я поверю этому, когда увижу. Он почему-то не проявил себя, когда мой брат был заперт в Перузии.

— И я тоже не проявил себя, Антоний! — огрызнулся Поллион. — Может быть, наша бездеятельность объяснялась тем, что один триумвир не счел нужным отвечать на наши письма?

Октавиан поднялся.

— Я пойду, если вы не против. Простого упоминания о письмах достаточно, чтобы я вспомнил, что мне надо написать сотни их. В такие моменты я жалею, что не обладаю способностью бога Юлия диктовать одновременно четырем секретарям.

Октавиан и Меценат ушли. Поллион в упор посмотрел на Антония.

— Твоя беда, Антоний, в том, что ты ленивый и разболтанный, — едко выговорил он. — Если ты не поднимешь поскорее задницу и не сделаешь что-нибудь, может оказаться, что уже поздно что-либо делать.

— А твоя беда, Поллион, в том, что ты дотошный, беспокойный человек.

— Планк ворчит, а он возглавляет фракцию.

— Тогда пусть ворчит в Эфесе. Он может поехать управлять провинцией Азия, и чем скорее, тем лучше.

— А Агенобарб?

— Может продолжить управлять Вифинией.

— А как насчет царств-клиентов? Деиотар мертв, а Галатия рушится и погибает.

— Не беспокойся, у меня есть несколько идей, — промурлыкал Антоний и зевнул. — О боги, как я ненавижу Рим зимой!

В Путеолах в конце лета был заключен пакт с Секстом Помпеем. Антоний своего мнения об этом не разглашал, но что касается Октавиана, он знал, что Секст не будет вести себя как честный человек. В глубине души он был плебеем из Пицена, опустившимся до пирата и неспособным сдержать слово. В ответ на согласие разрешить свободно провозить зерно в Италию Секст получал официальное признание его губернаторства в Сицилии, Сардинии и Корсике. Он также получал греческий Пелопоннес, тысячу талантов серебра и право быть выбранным консулом через четыре года с Либоном в качестве консула на следующий год. Все, у кого ум был больше горошины, понимали, что это фарс. «Как ты, наверное, смеешься сейчас, Секст Помпей», — думал Октавиан после переговоров.

В мае жена Октавиана Скрибония родила девочку. Октавиан назвал ее Юлией. В конце июня Октавия тоже родила девочку, Антонию.

Один из пунктов контракта с Секстом Помпеем гласил, что оставшиеся ссыльные могут вернуться домой. Среди таких ссыльных был и Тиберий Клавдий Нерон, который не чувствовал себя достаточно защищенным после пакта Брундизия. Поэтому он оставался в Афинах до тех пор, пока не решил, что теперь может безнаказанно вернуться в Рим. Сделать это было сложно, так как состояние Нерона почти исчезло. Частично это произошло по его вине, поскольку он неумно инвестировал в компании по сбору доходов, которые отдавали на откуп сбор налогов с провинции Азия и прогорели, после того как Квинт Лабиен и его парфянские наемники вторглись в Карию, Писидию, Ликию — их самые богатые источники наживы. А частично — не по его вине, разве что более умный человек остался бы в Италии и умножал свое богатство, а не убегал, оставив его в распоряжении недобросовестных греческих вольноотпущенников и бездеятельных банкиров.

Таким образом, Тиберий Клавдий Нерон, возвращавшийся домой ранней осенью, находился в таком финансовом затруднении, что оказался плохим компаньоном для своей жены. Финансовые ресурсы позволили ему нанять только открытую тележку для багажа и паланкин. Правда, он разрешил Ливии Друзилле разделить с ним это средство передвижения, но она отказалась без объяснения причин. А причин было две. Во-первых, носильщики были слабые, жалкие, едва способные поднять паланкин с Нероном и его сыном. А во-вторых, она ненавидела находиться рядом с мужем и его сыном. Транспортное средство передвигалось со скоростью пешехода, а Ливия Друзилла шла пешком. Погода была идеальная: теплое солнце, прохладный бриз, много тени, запах пожухлой травы и специальных ароматных трав, выращиваемых фермерами, чтобы вредители погибали зимой. Нерон предпочитал ехать по дороге, Ливия Друзилла шла по обочине, где ромашки образовали мягкий ковер под ногами и можно было подобрать ранние яблоки и поздние груши, которые ветром сорвало с деревьев. Пока она не исчезала из поля зрения сидящего в паланкине Нерона, мир принадлежал ей.

У Теана Сидицинского они свернули с Аппиевой дороги на Латинскую: те, кто продолжал путь в Рим по Аппиевой дороге через Помптинские болота, рисковали жизнью, ибо место было малярийное.

У города Фрегеллы они остановились в скромной гостинице, и Нерон тут же заказал ванну.

— Не выливайте воду, после того как я и мой сын вымоемся, — предупредил он. — Моя жена сможет воспользоваться ею.

В их комнате он хмуро посмотрел на нее. Сердце у нее забилось, она боялась, что лицо выдаст ее, но стояла сдержанная и услужливая, готовая выслушать уже давно известное из многолетнего опыта.

— Мы приближаемся к Риму, Ливия Друзилла, и я напоминаю тебе: старайся не тратить лишних денег. Маленькому Тиберию в будущем году понадобится педагог — вынужденные расходы, — и ты должна быть достаточно экономной, чтобы облегчить это бремя. Никаких новых платьев, никаких драгоценностей и определенно никаких специальных слуг вроде парикмахера или косметолога. Это понятно?