Валерий Волошин - Ленинград — срочно...

Но я не жалею, что попала в комсомольский отряд, собранный из девушек электротехнического завода и посланный на лесозаготовки. Городу очень нужны дрова. Мы валим деревья, вытаскиваем их на большак, распиливаем на чурки, громоздим штабеля, а потом приходят машины и увозят дрова в Ленинград.

Комкаю фотографию: вот тебе, вот!.. Не было тебя, не было меня… Сегодня я сказала Саше — комсоргу, единственному среди нас парню, да и то чахоточному, что завтра не смогу встать. Он назвал меня дурехой, отдал свою банку с вечерней порцией чуть теплой, похожей на клейстер, жижи. Но я чувствую, что не спасет она меня.

Подошел Саша.

— Света, ты спишь?

Молчу, мне безразлично, что он хочет сказать.

— Светлана, мне разрешили эвакуировать тебя в Кобону. Ледовая дорога через Ладогу открылась. Завтра пристрою тебя к какому-нибудь транспорту. На Большой земле ты быстро придешь в себя, опять будешь играть в консерватории…

Милый Саша, как тебе хочется уберечь меня и моих подруг! Надо же, разрешение выхлопотал. Баланду свою отдал… А сам — воробышек, жиденький, все покашливает.

— Никуда я не поеду, Саша. Пойду со всеми лес валить…Холодное утро, но, к счастью, без метели. Грустно, я еще живу. Волочимся к большаку гуськом, похожие на ведьм…

Боже мой, что это? Я хочу закричать и не могу — в горле ком. Кто же это сделал? Где мои чурочки?! Только щепочки остались в примятом снегу. Ноги не держат, сажусь, привалясь спиной к сосне, плачу. Удивляюсь: я могу еще плакать?.. Саша и девочки успокаивают. Говорят, что по соседству тоже дрова растащили, но не убиваться же из-за этого! Слезы душат…

Итак, я наконец, после всяких передряг на «Редуте-6», четвертым старшим оператором. Прислали меня для усиления — все ослабели. А Гарик, он такой, двужильный!

На «шестерке» приняли как родного, сразу рыбий жир предложили, а пайка хлеба 250 грамм! Отлично. Попросила меня братва о «трешке» рассказать, мол, как там коллеги поживают. Я на радостях (хватило же сил!) чечетку выбил и песенку, которую в Кронштадте сочинил, спел: «Крутится, вертится славный «Редут», фрицы и гансы от нас не уйдут…» Понравилась, решили разучить.

Начальник установки лейтенант Ульчев — энергичный мужик. Да вот только выдумал физкультурой заниматься: делай раз, делай два… Это с нашей-то кормежкой! На счете «три»— уже не могу ни ногой, ни рукой пошевелить, дух выходит, да еще холод страшенный. Весной обещает нам волейбол организовать, говорит, площадку спортивную разобьем, мяч будем гонять. Какой мячик, какая зарядка — просто ошалел от голода…

Решил я в заготовители дров податься. После работы хоть «буржуйку» растопить можно. И снова везенье: только вошла наша бригада в лес, а дрова — вот они, готовенькие, сложены недалеко от дороги. Кто тут постарался, когда — неизвестно. Но при живом хозяине разве лежали бы они брошенные, запорошенные снегом? Черта с два! Короче, потащили мы их в гору на «дозор»…

Потрескивают дрова. Скоро на дежурство, а пока я развалился на нарах и вспоминаю родной город, ласковое море… Откуда-то издалека доносится голос лейтенанта Уль-чева: «Делай р-раз, делай два-а…»

«…Докладываю: 6 декабря с. г. в батальоне произошло чрезвычайное происшествие. В 3.24 во время наблюдения за самолетами противника вышла из строя установка «Редут-6». Причина — отказ осциллографического отметчика. Через два часа неисправность была обнаружена и устранена инженером Купрявичюсом, после чего станция снова включилась в работу. По утверждению воентехника 1-го ранга Осинина отказ вызван конструкторско-производственной недоработкой. В целях исключения подобного даны указания на все «дозоры» провести техническую профилактику «Редутов» согласно поочередному графику, исключающему ослабление воздушного наблюдения.

«…Немедленно назначьте расследование ЧП на «Редуте-6» для привлечения инженера установки Купрявичюса к суду военного трибунала. В состав комиссии направляю военного дознавателя — представителя штаба корпуса. Инженера батальона Осинина к расследованию не привлекать.

— …Не выходит у меня из головы Купрявичюс, комиссар, — вздохнул Бондаренко. — Похоже, что Соловьев решил избавиться от инженера. Случай представился… Может, и прав полковник. Коль имеются подозрения, зачем испытывать судьбу?

— Нет, командир, если помнишь, я придерживаюсь другого мнения, когда дело касается судьбы человека.

— Ты на Заманского намекаешь? Так я бы и сегодня с ним простился — ненадежный он! Глазенки вечно шныряют, будто где-то нашкодил. Лучше подскажи, куда его деть. Тем более что бензина нет, машина обездвижена.

— Однако, по отзывам бойцов, шофер достойно вел себя в засаде, устроенной на твоей квартире.

— Что толку, комиссар. Подлец-то не выявлен, на свободе гуляет. Вот если только теперь…

— Ну, перегибаешь, командир. Все шишки сваливать на Купрявичюса не надо. Мое мнение: подозрения относительно инженера шиты белыми нитками. Факты о другом говорят. И Осинину я верю. А он, как ты знаешь, за Купрявичюса горой. В общем, я сам поеду на «шестерку». Тем более что речь идет о коммунисте. Пора ставить точки над «i».

На «шестерке» Ермолина догнала новость: ему присвоили очередное звание — батальонного комиссара. Запасных шпал, чтобы прикрутить еще по одной в петлицы, при нем не оказалось. Однако военный дознаватель, капитан, прибывший от полковника Соловьева и успевший уже несколько часов покрутиться на «точке», любезно предложил две новенькие шпалы, которые вытащил из нагрудного кармана гимнастерки.

«Запасливый», — почему-то с раздражением подумал о нем Ермолин, но знаки отличия взял. Спросил:

— Какие первые впечатления, долго думаете здесь пробыть?

— Нет, картина ясная. Купрявичюс халатно провел регламентные работы на установке. В гнезде под одной из ламп оказался парафин, который, став изолятором, вывел из строя отметчик, — уверенно ответил капитан. — Можно писать заключение.

— А вы не торопитесь? Парафин-то откуда взялся? Ведь не Купрявичюс его туда залил!