Иван Ефремов - Таис Афинская

Таис так обрадовалась, что обняла чёрную жрицу, которая не ответила на объятия, только странная дрожь пробежала по всему её крепкому, разгоряченному телу.

В назначенном месте лодки ожидали всадников. «Какие это лодки — целые корабли, — подумала Таис, — неуклюжие, плоскодонные сооружения». В самую большую из «лодок» свободно помещалось двенадцать лошадей. Леонтиск решил взять с собой своих коней и конвой с лошадьми. Лохагос с остальными всадниками поехал налегке берегом, к большой радости сурового сотника, которому надоела опека раненных в городке Кибелы и у переправы. На носовом помосте передовой лодки поставили рядом лёгкие навесы для Леонтиска и Таис.

— Нельзя ли устроить твою богиню раздора подальше? — смешливо спросил Леонтиск, обнимая за талию афинянку, следившую за погрузкой своих лошадей.

— Нельзя! Она не пойдет на корму, где конюхи и лодочники.

— А если я захочу поцеловать тебя? Она убьет?

— А ты потихоньку, — посоветовала Таис.

Три дня лодки шли мимо сплошных садов, широко окаймлявших берега реки. Но сады самого Вавилона вскружили голову даже испытанным ветеранам. Лёгкая перистая тень чередовалась с влажным полумраком густых аллей. Деревья взбегали на крыши целых кварталов и высоко поднятые над рекой улицы и площади.

Знаменитые висячие сады Семирамис, о которых по всему Востоку ходили легенды, разочаровали Таис, вероятно так же, как развалины Трои — Александра.

Леонтиск приказал выгрузиться на торговой пристани вне пяти рядов городских стен. Застоявшиеся в лодках кони нетерпеливо били копытами, требуя проездки, и афинянка с тессалийцем проскакали около парасанга, пока лошади успокоились настолько, чтобы идти шагом по переполненным народом улицам.

Они въехали в город по Аккадской дороге через двойные ворота Иштар (гетера увидела в этом счастливое предзнаменование), башни которых были сплошь облицованы синими изразцами. Ряд изображений драконов, чередовавшихся с длинноногими дикими быками из желтого и белого кафеля, украшал блестевшую на солнце синюю гладь. Прямая Дорога Процессий из белых и красных плит шириной в 15 локтей шла к Эсагиле, бывшему священному внутреннему городу, где помещался громадный храм Мардука — главного бога Вавилона, очень могущественного ещё два века тому назад. От Таис храм закрывала гигантская башня Этеменанки, сильно поврежденная временем, но всё ещё знаменитая на всю ойкумену, из семи разноцветных ступеней, увенчанная маленьким синим храмом. Она господствовала над всем городом, как бы напоминая каждому жителю, что недремлющее око бога смотрит на него с высоты в 200 локтей.

Направо располагался обширный дворец, ныне никем не занятый и развалившийся, дальше него за стенами второй дворец, а слева маленькие сады Семирамис на высоких арках, такие же ступенчатые, как почти все постройки Вавилона. Удивляло обилие зелени в удаленности от реки. У южной стены дворца протекал глубокий канал, но, чтобы поливать высоко расположенные сады старого города, нужны тысячи и тысячи рабов. Похоже на Египет. Однако там старые насаждения у заупокойных храмов царей и древних дворцов давно погибли под песком.

Лишь у больших и богатых храмов, владевших множеством рабов, остались большие сады на недоступных разливу высотах, всё остальное зеленое убранство египетских городов произрастало на уровне Нила. Здесь, в Вавилоне, ещё сохранялось древнее устройство — может быть, из-за тесной собранности города, не в пример Египту. Во всяком случае, башня Этеменанки произвела на гетеру куда большее впечатление, нежели сады легендарной царицы.

Посланный вперёд конник вернулся на взмыленной лошади с известием, что Птолемея нет. Он отправился в Сузу, а главные военачальники разместились в дворцах старого города. Леонтиск обрадовался. Таис обещала ему маленький симпосион — отпраздновать окончание длинного пути.

Дорога Процессий заполнилась тессалийцами, встречавшими своего начальника. В их толпе Таис и Леонтиск поехали дальше, миновали большую синюю стену, украшенную глазурованными рельефами львов с белыми и красными гривами, пересекли несколько шумных улиц и, повернув направо, выехали в пределы священного города по дороге между Этеменанкой и Эсагилой, храмом Мардука. Колоссальная башня с косыми лестницами на две стороны недобро громоздилась над путниками, и Таис обрадовалась, когда снова выехала к берегу Евфрата.

Здесь был наплавной мост, соединявший старый город, восточную половину Вавилона, и западную — новый город, с меньшим количеством храмов, внутренних стен и укреплений, ещё более зеленый. В его северной части, между воротами Лугальгиры и рекой, нашелся прекрасный домик.

Как во многих городах Азии, Таис всегда немного ошеломлял резкий переход от шумных, грязных и пыльных улиц, изнывающих в зное и жужжании мух, к спокойной прохладе затененных садов-дворов с каналами журчащей проточной воды за толстыми глухими стенами. Вскоре пришла Эрис со всеми вещами, а немного позднее явилась и За-Ашт, расставшаяся с Ликофоном на пристани старого города. Таис, с её умением устраиваться, к вечеру нашла хорошего конюха (садовник жил при доме), рабыню, умеющую приготовить блюда, приятные на эллинский вкус, и танцевала для своих тессалийцев на импровизированном симпосионе.

Молва о появлении в Вавилоне знаменитой афинской гетеры разнеслась молниеносно. Дом близ Лугальгиры стал осаждаться любопытными, будто и не было войны, словно в городе не находилась чужая победоносная армия. Леонтиску пришлось прислать воинов для охраны ворот от назойливых вавилонян. Рассказы о военном могуществе македонцев и непобедимости божественного Александра распространялись всё дальше. Сузы, куда отправился Птолемей, и даже находившаяся вдали на севере Экбатана — летняя резиденция персидских царей и одна из главных сокровищниц — изъявили покорность, сдавшись без боя и вручив все ключи посланцам Александра.

Несмотря на осень, жара приносилась к Вавилону ветрами из необъятных просторов Персии и каменистых плоскогорий Сирии, Элама и красноморских пустынь. Ночи тонули во влажной духоте. Таис казалась самой себе липкой и грязной, хотя За-Ашт и Эрис блестели от пота, когда Таис оставалась сухой. Скрытая вражда между обеими женщинами утомляла гетеру — ей всегда хотелось мира и покоя в своем доме. Хорошо еще, что финикиянка отчаянно боялась «колдуньи» и не смела выказывать своей дикой ревности открыто.

Постепенно рабыни разделили обязанности. К большой радости За-Ашт, Эрис уступила ей непосредственный уход за Таис, взяв на себя наблюдение за домом, лошадьмй и охрану госпожи. Последнее, несмотря на протесты Таис, она считала своим первейшим долгом.