Валентин Пикуль - Фаворит

— Не господин ли Радищев из пажей будете? Ежели так, сударь, мы когда-то в дому Рубановских встречались.

— Ваша правда, — ответил Радищев. — Паче того, на девице Рубановской и женился я. А вы, вижу, из плотников уже в чины вышли… Уж не топором ли вам пальцы-то отрубили?

— Да не! Турки оторвали. А вот, помню, был у рубановских в гостях еще и Федор Ушаков, тоже из пажей, как и вы.

— Умер он в Лейпциге. Хочу книжку о нем писать.

— Чудно! — удивился Прохор. — Жил человек, как все, веселился, вино пил со мною, и — вдруг! — книжка о нем. Даже не верится… Выходит, и обо мне сочинить можно?

— Ежели, сударь, достойны гиштории окажетесь… Ну, — раскланялся Радищев, — легкой вам службы во славу отечества.

— Легкой-то у нас не бывает. Впрочем, благодарю вас…

Радищев грустно улыбнулся и пошел своим путем.

Прохор Курносов пошел своим.

Отправка эскадры — дело хлопотное. Чесменская битва (при колоссальных жертвах и множестве ранений) нечаянно открыла, что в экипажах кораблей сражались и… женщины. Извещенная об этом Екатерина была озабочена «половой» проверкой команд. Капитан второго ранга Козлянинов заверил ее, что проверка уже была.

— На этот раз вроде нету бабья.

— Всегда говорят, что нету, а в море они, как клопы, из люков выползают. Раздевать матросов пробовали?

— Раздели. Трех баб нашли. Выпороли и отпустили.

— Так им, блудам, и надо… Плывите с Богом!

Поплыли. Однажды утром сюрвайер поднялся из каюты на палубу — в расплывчатой мути вдалеке качало чей-то корабль.

— Идет без флага, — показал на него Ушаков. — Кажется, у них что-то не в порядке. Не хочешь ли помочь им?

На шлюпке подгребли к кораблю. Курносов окликнул:

— Почему без флага, эй! Что случилось у вас?

На палубе его встретил веселый и румяный человек.

— Господи! — воскликнул он. — Никак, свои, русские?

— А ты кто таков? Чей корабль?

— Я библиотекарь императрицы Екатерины — пиит Петров, Василий Петрович, прославленный в веках еще при жизни своей. А яхтой владеет герцогиня Кингстон… Да что мы стоим? Полезай в люк. Ах, Боже, даже не верится, что ты русский.

О таком поэте Прошка впервые слышал, но из газет ведал, что в Англии герцогиню Кингстон хотели клеймить каленым железом за все ее фокусы с мужьями. Внутри корабля поражало великолепие — сказочное. В проходах висели картины в богатых золоченых рамах. Петров походя говорил:

— Вот тебе Клод Лоррен, а вот и сам Рафаэль…

— Не боитесь, что англичане потопят вас?

— Боимся. Время тревожное. Потому и флага не держим…

Петров толкнул зеркальную дверь — прямо в духоту тропического сада, наполненного ароматами редкостных растений. На ветках сидели диковинные попугаи, клекотали павлины. В салоне Петров зазывал гостя к столу, потчевал марсалой.

— Да меня на фрегате ждут, — отнекивался Курносов. — Я вот сам корабли строю. Повидал их на своем веку. Разных. Но такой тщательной отделки убранства еще никогда не видывал.

— Герцогиня строила этот корабль специально для путешествия в Россию, взбрело ей в голову — сделаться статс-дамою нашей Екатерины. А наследство у нее от мужей. Богата! Спасибо, хоть башку ей топором не снесли… Вон картина висит — посмотри: это она в обмороке изображена, когда в Лондоне судили ее за двое- или за троемужество — она сама того не знает!

На картине была представлена молодая красавица, у которой соблазнительно обнажена грудь.

Прошка удивился:

— А чего это она судьям титьку свою показывает?

— Чтобы разжалобить. Опять же для красы…

Кингстон приняла Прошку, лежа в постели.

— О, как я люблю русских! Встречные ветры отнесли мою яхту в сторону, и теперь боюсь, чтобы корсары короля Англии не наказали меня ядрами за мою страсть к путешествиям.

— Поднимите флаг Франции, но лучше коммерческий.

— Вы дали мне ценный совет, — сказала Кингстон. — А правду ли пишут в газетах, что ваша царица умирает от рака?

— Впервые слышу, — изумился Прошка…

Он вернулся на фрегат «Северный орел», и корабли разошлись — каждый своим путем. Козлянинов предупредил команды, что возможны нападения алжирских и английских пиратов. Корабли Георга III беспощадно грабили в море и уничтожали всех подряд настигнутых на коммуникациях мира, дабы пресечь связи Европы с Америкой. Это был наглейший морской бандитизм… За ужином в кают-компании Ушаков сказал:

— Вояки липовые! Лупят их там американцы…

За океаном возникла, не всем еще в Европе понятная, фигура Джорджа Вашингтона, первого президента той страны, которой еще не было на географических картах. Георг III в какой уже раз снова умолял русский Кабинет продать ему солдат!

Прошка проснулся от музыки. Белый город ослепительно сверкал на расцветающих берегах. Это был Неаполь.

И в ревельской «ссылке» Екатерина не оставила Андрея Разумовского своим тайным наблюдением. Ей было приятно, что даже в чопорном Ревело он сумел завести фаворитку. Ну что ж! Пора употреблять молодого человека в деле… Она вызвала его в Царское Село, вместе они гуляли в парке.

— Предупреждаю: вы у меня в строгой опале, которую и заслужили. Не старайтесь мне возражать. Я больше вас жила, и я умнее вас. Что вы есть, милостивый государь мой?

— Я офицер вашего флота, генерал-майор вашей армии, наконец, имею честь состоять камер-юнкером вашего двора.

— Меня не интересует окраска ваших павлиньих перьев. Я спрашиваю о другом — что вы способны делать?

— Что угодно вашему величеству.

— Вы отправитесь в Неаполь… моим послом!

Стал накрапывать дождик, они вернулись во дворец. Заварив для себя кофе, Екатерина не дала графу даже понюхать его. Пила сама. Разумовский соображал. Умный, он все понял:

— Нашему флоту понадобилась стоянка в Сицилии?

— Необходима. Флот растет.

Андрей Разумовский понимал, что от него требуется.

— Для этого я должен стать любовником королевы?

— Постарайтесь, — ответила Екатерина…

Там, в Неаполе, владычица Каролина, дочь венской Марии-Терезии, младшая сестра французской королевы Марии-Антуанетты, жена тупоумного короля Фердинанда I.

— Сейчас в Неаполе, — завела речь Екатерина, — все очень скверно. Народ бесправен. Инквизиция беспощадна. Власть сосредоточена в руках беспутной мерзавки Каролины и ее фаворита Джона Актона. Не пытайтесь, граф, скрыть глупой улыбки. Я ведь догадалась, что вы сейчас подумали обо мне и моих фаворитах… Разве не так?

— Так, ваше величество, — сознался граф Андрей.

— За эту дерзость вот вам чашечка кофе… Я не стану следить за вашей нравственностью, — продолжала императрица. — Мне абсолютно безразлично, отчего вы помрете. Но пока вы молоды и красивы, требую от вас службы отечеству. Мне важно, чтобы пребывание русского флота в Средиземном море не стало лишь историческим эпизодом. Мы там есть — мы там будем!