Валентин Пикуль - Фаворит

— А чем занята распутная тварь? — спросила она.

Понятно, что речь шла о Екатерине.

— Эта тварь только и думает, как бы досадить вашему величеству. Она присылает в Средиземное море корабли, вроде плавучих ярмарок, и теперь русские купцы с их ужасными бородами торгуют икрой, кусками уральской слюды, сибирскими соболями, кожей и брусникой, воском и канатами. А бочка с клюквой была в Неаполе распродана нарасхват — как дорогой варварский деликатес.

— Нам бы все это! — сказала Мария-Терезия, обладавшая природной завистью ко всему, что принадлежало другим. — Везет же России…

Австрия не забывала, куда течет Дунай и кто живет в его устье. Кауниц желал бы все это поскорее сделать австрийским!

— Но теперь, — сказал он, — после проникновения русских в море Средиземное, надо остерегаться, как бы Россия не спустила свои дикие орды к берегам Черного моря, и тогда Дунай изменит историческое русло свое… Вы даже не представляете, какое ужасное зрелище являет сейчас двор Екатерины: там крутятся македонцы, сербы, валахи, молдаване, болгары, кроаты…

— А-а-а! — воскликнула Мария-Терезия. — Я давно уже догадываюсь, что этим бездельникам не живется под моим добрым скипетром и под мудрым правлением Мустафы турецкого.

— Да, да, — печально поник Кауниц, — сейчас на Балканах в любой лавочке можно купить портрет Екатерины, изображенной в штанах гусара, сидящей на лошади в бесстыдной позе, раскинув ноги по-татарски. Греки и сербы изучают уставы русской армии…

— Хватит! — решилась Мария-Терезия. — Пишите моему послу Броньяру в Турцию, чтобы, сдружась с маркизом Верженом, вместе с ним волновал визиря мыслью о безнадежной слабости России, пусть они внушат султану, что положение Екатерины шаткое и чтобы войны с Россией не боялись… Ах, какая мерзкая тварь! И откуда он берет деньги? Граф Брюль перед смертью предлагал мне свою картинную галерею. Но, я обремененная семьей, не могла позволить себе таких расходов, а Екатерина купила… Для этой твари выложить миллион так же легко, как мне высморкаться!

…Екатерина прозвала ее «маменькой».

Фальконе передал Екатерине предупреждение ее парижских друзей: бывший атташе в Петербурге Клод до Рюльер сочинил книгу о «революции» 1762 года, в которой о самой императрице рассказывал чересчур откровенно, и теперь книга читается Рюльером на сборищах парижских салонов… «Опять басни!» Екатерина указала посольству в Париже купить книгу у автора и чтобы он поклялся не оставлять для себя ни единой копии. Она еще раз пробежала глазами последнее донесение князя Голицына, убеждавшего ее не избегать попыток к сближению с Францией («поелику Россия нужду имеет во французских товарах»). Напротив этой фразы посла государыня начертала: «А штоб их совсем не было!»

Весь день у нее было дурное настроение, и лишь вечером ее повеселил Потемкин, рассказав о новом романе Никиты Панина, влюбившегося в юную фрейлину Анечку Шереметеву:

— «И бысть стар царь Давид, и ризы многия не согреваши его, и сыскали царю Давиду девиц юных, и буде лежащи с ним да греющи его, господина царя нашего…»

На улицах русской столицы все чаще попадались дроги, везущие покойников. Причина смерти — оспа!

Год заканчивался — надоел он и ничего не принес, кроме усталости… Мокрый снег косо летел за окнами дворца, лепился к подоконникам, Екатерина работала при свечах. Из протоколов Сената вычитала, что вчерашнее заседание было посвящено разбору дела о колдовстве: старая бабка из города Яранска заставляла червей земляных летать по воздуху, отчего воевода, испугавшись, умер. Екатерина колокольчиком пробила тревогу.

— Захар, — сказала вбежавшему камердинеру, — разбуди скорохода: живого иль мертвого генерал-прокурора сюда.

Вяземского она разбранила:

— Россия в пожарах и бунтах, вокруг все воруют, на дорогах разбои, хлеб дорожает, а мои сенаторы, деньги от казны получая, червяками да глупыми бабками развлекают себя. Ну, помер воевода Яранска — вечная ему память! Сенаторов же за пустое провождение времени штрафую в сто рублев каждого. Вот пусть вынут из кармана и положат: умнее станут.

Пришел Панин, и она выслушала, что с отозванием Никифорова из Крыма татары нового русского консула не принимают.

— А французский барон де Тотт еще у татар живет?

— Да. Надо бы написать Обрескову для передачи султану: нельзя же один яд пить, иногда не лишне и противоядие принять. Ежели консул Франции клевещет на Россию, то Россия вправе своего консула в Бахчисарае иметь, дабы клеветы парижские опровергать…

В какой уже раз возникал вопрос о титулатуре. Версаль умышленно сокращал титул Екатерины: вместо Vorte Majeste' imperiale Шуазель писал Vorte Majeste' (Франция сознательно унижала достоинство России, отказывая Екатерине в «имперском» величии). Панин сказал, что еще раз переговорит с послом де Боссэ:

— Правда, маркиз сейчас болен и в постели.

— Свистнем, так притащится. Ты, Никита Иваныч, присутствуй, а говорить с послом сама стану.

Она встретила маркиза сурово:

— Кажется, уже не раз я заявляла, что без полной титулатуры никакие письма из Версаля нами не приемлются.

Посол стал оправдывать редакцию документов правилами французского языка, якобы не допускающими добавления эпитетов к словам Vorte Majeste'.

Екатерина лишь горестно усмехнулась:

— Напрасно в Версале думают, что мы, как дикари, покрытые шерстью, забыли грамматику французскую. Ежели Шуазелю угодно лично меня унизить, то он этого достиг. Но унизить Россию ему не удастся никогда!! — С этими словами Екатерина вернула маркизу известительные грамоты от Людовика XV.

— Правительство российское не принимает грамот с ошибками грамматическими, которые правильнее назвать ошибками политическими. Пока в Версале не образумятся, с вами, посол, я всякие отношения прерываю. Впрочем, желаю вам здоровья…

— Нельзя же так резко с больным, — упрекнул ее Панин.

— Если бы Версаль хотел нашей дружбы, прислал бы здорового…

Перед обедом она велела запрячь санки, отправилась кататься по городу с Пиктэ. Над Марсовым полем задувала вьюга. Пиктэ спросил, сколько миллионов людей населяет сейчас Россию.

— Я точно не знаю, — ушла от прямого ответа Екатерина, — но думаю, что миллионов шестнадцать-семнадцать наберется.

Пиктэ сказал, что Россия со своими неисчерпаемыми ресурсами способна прокормить не менее ста миллионов — всю Европу:

— Вспомните историю: в глубокой древности маленькая Сицилия стала главной житницей гигантской и прожорливой Римской империи.

Екатерина ответила, что в таких вопросах политика у нее простая: сначала своих накормить, потом о других думать.

— Недавно у меня еще был излишек хлеба в магазинах, но Румянцев печалился, что живут голодно, и все, что имела, на Украину отправила. Вот уже пять лет подряд Россия каждое лето заливается холодными дождями — где ж тут быть урожаям хорошим?..