Том Холланд - Том Холланд

Обрушившаяся на венетов жестокая кара возымела желанный эффект. Той зимой всей Галлией овладело настроение угрюмой покорности. Большинство племен не успело еще помериться силой с римлянами, однако слухи делали свое дело: повсюду стало известно о появлении неведомого прежде страшного народа, оказывавшегося непобедимым всякий раз, когда дело доходило до сражения. Правда, слухи эти не успели дойти до глухих чащоб Германии. И весной 55 года до Р.Х. два племени совершили трагическую ошибку, перейдя через Рейн в Галлию. У Цезаря уже не хватало терпения на непоседливое население. Пришельцев выкосили под корень. И чтобы обитающие за Рейном варвары получили четкое предупреждение, Цезарь сам перешел реку. Он сделал это не в лодке — ибо подобный способ передвижения показался ему «унизительным для собственного достоинства», [207] Ibid.,4.17. — но по специально построенному мосту. Инженерное искусство его строителей вкупе с железной дисциплиной легионов настолько красноречиво свидетельствовали о силе римской державы, что находившиеся на противоположном берегу германцы растворились в лесах, увидев встающее из бурных вод внушительное сооружение. Сказочные леса Германии были предметом многочисленных историй. Рассказывали, что в них обитают странные существа, а сами леса эти простираются не зная предела — иди хоть два месяца, а все равно не оставишь их за спиной. Заглянув под их тенистый покров, Цезарь не стал испытывать судьбу и проверять на деле истинность подобных историй. Оставив германцев, укрывшихся в лесных чащобах, он пожег их жилища и урожай, а затем вернулся назад в Галлию. Сооруженный с таким мастерством и старанием мост он приказал разобрать.

Цезарь всегда был наделен особой склонностью к актам разрушения. Всего десять лет назад он сравнял с землей свою новую виллу и тем самым заставил говорить о себе весь Рим. Этот железный телом полководец, ограничивавшийся в походах солдатским рационом, способный вдохновить целые легионы собственной отвагой, разделявший все трудности и опасности, которым подвергал своих людей, спавший на мерзлой земле, завернувшись только в собственный плащ, оставался прежним, склонным к броским выходкам Цезарем. Выработанный им в годы бурной молодости вкус к величественным и волнующим жестам, теперь пронизывал его стратегию как проконсула римского народа. Он как всегда стремился ошеломить, ослепить. Строительство и разборка моста через Рейн лишь отчасти удовлетворили его аппетит к еще более эффектным поступкам. Поэтому, едва возвратившись в Галлию, Цезарь повел своих людей на север, к берегам сегодняшнего Ла-Манша.

Там, посреди ледяных вод его ожидал сказочный остров Британия. Он утопал не только в дождях и туманах, но и великой тайне. Там, в далеком Риме, нетрудно было найти людей, полностью отрицавших его существование. Даже разного рода купцы и торговцы, часто служившие для Цезаря источниками информации, могли предоставить ему лишь самые поверхностные сведения. Однако проявленное ими нежелание путешествовать по всему острову едва ли можно было назвать удивительным. Было прекрасно известно, что по мере продвижения на север населявшие его варвары становятся все более дикими и соблюдают самые отвратительные обычаи, такие, скажем, как каннибализм. Научить их чтить имя Республики стало бы достижением воистину небывалым. Для Цезаря, никогда не забывавшего напомнить о том, что родословная его восходит к временам Троянской войны, искушение стало непреодолимым.

В своем отчете Сенату он попытался оправдать нападение на Британию тем, что тамошние туземцы пришли на помощь восставшим венетам, ну а, кроме того, страна эта богата серебром и оловом. Объяснение оказалось не слишком убедительным — если бы та или другая причина действительно доминировала в голове Цезаря, то он кампании на острове отвел бы целый сезон. А так римский флот оставался в гавани до июля. Поход и в самом деле оказался в известном смысле путешествием во времени. На утесах Кента захватчиков ожидала сцена из легенды: воины разъезжали по берегу в колесницах — прямо как Гектор с Ахиллесом на равнине под стенами Трои. Экзотики добавляло и то, что бритты носили на лице густую растительность и красили кожу в голубой цвет. Легионеры были настолько ошарашены, что замерли в своих судах, пока, наконец, орлоносец не спрыгнул в воду, прижав к себе своего орла, и не побрел по волнам к берегу. Пристыженные камрады посыпались в волны следом. После кровопролитного сражения удалось захватить прибрежный мыс. Состоялось еще несколько стычек, римляне сожгли несколько деревень, взяли заложников. А потом, в связи с наступлением плохой погоды, Цезарь велел своим людям собираться и вернулся в Галлию.

Этим налетом ничего достигнуто не было, однако в Риме известие о том, что армия Республики пересекла воды Рейна и Океана, произвело сенсацию. Безусловно, горстка закоснелых зануд, подобных Катону, принялась твердить, что Цезарь еще более чудовищным образом преступил пределы своих полномочий, и обвинила его в военных преступлениях. Однако большинство населения не имело никакого желания обращать внимание на это нытье. Охвативший общество бурный энтузиазм не смущало даже отсутствие награбленного добра. «Теперь можно считать определенным, что во всей Британии не найдется и унции серебра, — вещал Цицерон по прошествии нескольких месяцев, — там нет и другой добычи, кроме рабов. И даже тогда, — презрительно фыркал он, — трудно рассчитывать на получение из Британии раба, пристойным образом разбирающегося в литературе и музыке, не так ли?» [208] Цицерон, Аттику, 4.16. Однако такое высокомерное жеманство не могло никого обмануть. Цицерон пребывал в таком же восторге, как и все остальные, и в 54 году, когда за Проливом развернулась вторая летняя кампания, следил за событиями с лихорадочным интересом — как и все остальные. Рим ждал новостей с нетерпением. По своему воздействию на общество экспедиции Цезаря в Британию вполне можно сравнить с высадками на Луну: «Это было эпическое достижение из области превосходящей всякое воображение, подвиг одновременно технологический и находящийся в области приключенческих рассказов». [209] Goudineau, Cesar, р. 335. Мало кто сомневался в том, что скоро весь остров подчинится власти Республики. Один лишь Катон не поддался военной лихорадке. Укоризненно качая головой, он трезво предупреждал о возможном гневе богов.

И действительно, Цезарь зашел слишком далеко и слишком быстро. Когда он переправлялся через Темзу в поисках уклонявшихся от сражения бриттов, из Галлии ему принесли скверные новости: ее поразил неурожай, назревает восстание; необходимо было личное присутствие Цезаря. Над Проливом уже пронесся один сильный шторм, и легионеры с ужасом ожидали, что второй уничтожит флот и обречет их на зимовку в Британии. Цезарь решил подсчитать потери и для приличия заключил мир с местным вождем. Мечту о достижении края света приходилось отложить на потом. И хотя Цезарь постарался по возможности скрыть неприятную истину от своих сограждан, оказалось, что он превзошел собственные возможности. Речь ныне шла не о покорении Британии, но о самом будущем римской Галлии. Той зимой и следующим летом опасность исходила от бунтовавших по отдельности племен, изолированных очагов возможного лесного пожара. Попал в осаду гарнизон одного легиона, и галлы вырезали его весь — погибло почти семь тысяч человек. Другой, также обложенный со всех сторон, Цезарь успел спасти буквально в последнее мгновение. Проконсул, опасавшийся того, что пламя восстания может распространиться на всю страну, находился сразу повсюду; перемещаясь по всей провинции, он затаптывал «искры». Иногда он возлагал обязанности пожарных на самих галлов, предоставляя соседям возможность грабить в земли мятежных племен. Разделяй и властвуй — принцип этот действовал безотказно. Так прошло лето 53 года до Р.Х. — и всеобщий пожар не разразился. Цезарь ощутил возможность расслабиться. В предыдущем году ему пришлось вести кампанию зимой, но теперь об этом не могло быть и речи. Следующий год он встретил в Равенне за планами относительно завершения своего наместничества и славного возвращения в Рим. Встревоженным согражданам он снова объявил об умиротворении Галлии.