Гонсало Гуарч - Армянское древо

Я находилась рядом с амвоном. Маленькая дверка, спрятанная под лестницей, открылась, и кто-то толкнул меня в темный проход. Я закричала, пытаясь известить мою семью, но не успела — меня уносила вперед толпа, напиравшая на меня сзади. Проход вел к маленькой крипте, от которой поднималась каменная винтовая лестница на одну из башен, стоявшей по соседству с церковным кладбищем. Я не знала, куда выведет тот проход. Дым начинал заполнять его, и, кашляя, я вышла на воздух, а вместе со мной еще пять или шесть человек.

Думаю, что только нам и удалось спастись. Обернувшись назад на храм, я увидела, что он превратился в огромный пылающий погребальный костер. Жар обжигал щеки, и слезы тут же высыхали. Там нечего было больше делать, и мы в замешательстве, в глубоком горе отошли от того места, где пережили такое страшное несчастье.

Едва мы вышли из церкви, как в нас стали бросать камни. Камень попал мне в голову, и я упала, как подкошенная.

Я пришла в себя в какой-то темной комнате. Поднеся руку ко лбу, я пыталась унять нестерпимую боль, и вдруг почувствовала, что пальцы мокры от крови. Я вспомнила все, что со мной произошло, и меня охватило чувство тоски и неверия в то, что с нами стряслось.

Я пролежала без движения несколько часов. Какие-то тени входили в комнату и выходили из нее, и я поняла, что осталась жива. Что произошло со мной, я не понимала, и пришлось сделать неимоверное усилие, чтобы понять, что именно случилось. Кто-то проникся сочувствием ко мне и спас меня при крайних обстоятельствах.

Какие-то женские руки помогли мне прийти в себя. Я хотела спросить, кто они и почему помогали мне, но не смогла произнести ни слова. Мне поднесли чашку чая, и я сделала несколько глотков, хотя и приняла твердое решение умереть. Как легко было умереть, и одновременно как трудно!

Я провела в той комнате нескольких дней. Одна старушка давала мне еду, промывала рану на голове, очищала язвы на ногах какой-то коричневой жидкостью. Когда я набралась сил, я встала и прошла от одной стены к другой. Я не могла думать о том, что произошло со мной, потому что каждый раз, когда я вспоминала, меня охватывала паника и я теряла способность размышлять.

Однажды утром старушка попросила меня переодеться. Я отказывалась, но она настояла, говоря, что иначе ее накажут, поэтому я уступила ей, хотя и очень неохотно. Потом она причесала меня как смогла тщательно, и я подчинилась ей, не понимая, что именно меня ждет.

Она проводила меня в сад. Мы находились, видимо, в большом доме, потому что вошли в выложенный камнем внутренний дворик, который иногда служил входом. Потом она провела меня в полутемный салон и сделала мне успокаивающим жест.

Спустя несколько минут в комнату вошел мужчина среднего возраста. У него была внешность грубого и крепкого человека. Я сидела на длинной скамье, протянувшейся, как это часто бывает в турецких домах, вдоль всей стены, и смотрела на него с вызовом, вкладывая в свой взгляд все мои чувства по отношению к нему. В те моменты я испытывала жуткую ненависть ко всем мусульманам. Я винила всех их без исключения в ужасном преступлении, совершенном в церкви и во всем городе Урфа.

Мужчина остановился посреди комнаты, скрестив на груди руки. Он посмотрел на меня с ухмылкой, и это вызвало у меня отвращение, поскольку в этом взгляде выразились все его чувства. Потом он заговорил по-турецки в жестком, не допускающем возражений тоне.

«Я не знаю, как тебя зовут, христианка. Да мне это и неважно. С сегодняшнего дня тебя будут называть Салима и ты примешь фамилию этого дома — Хамид. Я решил спасти тебе жизнь, но я не хочу, чтобы ты строила себе иллюзии. Я это сделал только для того, чтобы иметь тебя при себе. Я буду пользоваться этим так часто, как захочу. И мне наплевать, что ты думаешь и какую ненависть ты ко мне испытываешь. Я предупредил тебя, что мне все это безразлично».

Я выслушала эту гнусную речь, и не один мускул не дрогнул на моем лице. Я чувствовала себя очень далеко от всего того, что происходило, и вышла из комнаты, даже не посмотрев на него.

Тогда мужчина сменил свою позу равнодушия и с несвойственной его возрасту ловкостью кинулся ко мне и, схватив за руку, швырнул на пол. Он избивал меня ногами, бил по лицу.

Так началась моя жизнь с Османом Хамидом в его доме в Урфе. Этот мужчина ненавидел меня. Вообще он испытывал жуткую ненависть ко всем христианам и особенно к армянам.

Осман несколько раз насиловал меня, хотя я делала все, чтобы избежать этого. Поначалу, чтобы добиться своей цели, он даже связывал меня. Мне пришла мысль о том, что все это было частью наказания, которое по непонятной мне причине Бог послал на армян.

Когда я сопротивлялась, он бил меня изо всех сил. Он хотел показать, кто был хозяин, а кто рабыня. Я испытывала к нему огромное отвращение и показывала ему это, оскорбляла его и провоцировала выполнить свою угрозу убить меня.

Потом я впала в апатию. Я позволяла ему владеть мной и намеренно показывала свое равнодушие. Но когда я оставалась одна, глубочайшая ненависть разрывала меня изнутри и я придумывала самые разные способы мщения. Он был для меня виновником всего, что произошло с нами. Он воплощал для меня все самое плохое. В какой-то момент мне показалось, что это был сам дьявол в образе человека, о чем мне рассказывали в детстве в школе.

В один из дней я узнала, что забеременела, и мне захотелось отомстить ему. Я решила убить плод нашей проклятой связи. Но у меня не поднялась рука. Конечно, решение было принято на холодную голову, и я собиралась сообщить ему, когда все будет сделано. Я представляла себе его удивление и его гнев, когда он узнает о том, что произошло, ведь когда он овладевал мной, он бормотал, что хотел от меня сына.

Однажды утром я решила, что время пришло. Я больше не могла вынашивать плод. Я ощутила в себе перемены и какие-то неудобства. Нашла большую иглу… Но мужество оставило меня.

В отчаянии я стала биться о мебель, о стены, я каталась по полу, пытаясь за один раз покончить со всем этим.

Меня вдруг охватила паника, которая возникла где-то в глубине моего организма. Я села на пол, пот градом катил с меня, я была ужасно возбуждена, не понимала, что со мной происходит. Комната закружилась вокруг меня, и я упала навзничь, сильно ударившись головой об пол.

Тогда, находясь почти в бессознательном состоянии, я осознала, что не надо было этого делать. Я должна была оставить жизнь существу, которое зародилось внутри меня. Оно действительно появилось в результате постоянных актов насилования Османом Хамидом, но не оно было виновато в этом изнасиловании.

И я разрыдалась в полном отчаянии. Я плакала по моим родителям, братьям и сестрам, по всей моей семье. По всем безвинным армянам, убитым в церкви Урфы.