Гонсало Гуарч - Армянское древо

Думаю, что случайностей не бывает. По крайней мере тогда, когда я летел из Вашингтона в Анкару на принадлежавшем Пентагону самолете С-130 и размышлял о том, что вчерашний день сыграл со мной злую шутку.

Расскажу подробнее. Я уже четыре года имею отношение к спецслужбам Государственного департамента по иностранным делам. Они не связаны ни с ЦРУ, ни с Пентагоном, хотя, по правде говоря, мы оказывали друг другу взаимную помощь. Я считался дипломатом. То есть человеком, служившим своей стране и своим идеям с куда большим старанием, чем это компенсировалось получаемой зарплатой.

Всего две недели назад мне исполнилось тридцать четыре года, и я начал осознавать, что моя молодость окончательно ушла в прошлое. Вздохнув, я попытался что-то разобрать в туманной каше странного фиолетового оттенка, окружавшей самолет на высоте тридцать три тысячи футов над Северной Атлантикой. Это было путешествие длиной почти девять тысяч километров в совершенно неизвестное мне место. Вообще-то говоря, я не совсем прав — я неплохо знал эту страну. Потому что моя мать часто рассказывала мне о Турции.

Моего отца звали Дадхад Нахудян, он родился в Каире в 1930 году и скончался в Париже всего три года назад. Это был исключительный человек, передавший мне свои знания и идеалы. Он был прежде всего армянином, ведь мой дед Оганнес Нахудян и бабушка Нора Азатян родились в Трапезунде и в Эрзеруме. После долгих мытарств они приехали в Каир, судьба была к ним благосклонна, и они умножили свое благосостояние благодаря выдающемуся уму Оганнеса и решимости Норы.

Так что и я по существу являюсь армянином, поскольку моя мать, Элен Уорч, передала мне двадцать пять процентов армянской крови, остальная же кровь — французская. Потому внутри меня уживались две личности, каждая из которых пыталась заявить о себе либо занять ведущие позиции. В последнее время верх брало, несомненно, армянское начало — генетически армянский удельный вес был явно большим.

Так или иначе я чувствовал себя американцем. Все остальное — просто история. Интересная, драматическая и даже жестокая. Только и всего. Не более чем история.

Я хорошо знал, что когда-то произошло между турками и армянами. Моя мать неоднократно рассказывала мне об этом, потому что это было частью ее жизни, хотя непосредственно внутри конфликта ей жить не пришлось.

Моя мать родилась в Париже от брака между Эженом Уорчем, человеком тонким и образованным, и Анной де Вилье, бесстрашной женщиной, дочерью секретаря посольства Франции в турецкой столице тех лет.

Обстоятельства сложились так, что я родился в Нью-Йорке и потому пользовался всеми правами гражданина США. Много лет мой отец отказывался говорить со мной об армянских делах, пока не пришел день, когда он счел меня достаточно зрелым, чтобы я смог понять их.

Должен признаться, что поначалу все эти вопросы ни в коей мере не интересовали меня. Мне было восемнадцать лет, и я ни разу в жизни не говорил ни с одним армянином или армянкой, за исключением моей матери. Я был знаком с двумя армянами, которые занимались торговлей на Манхэттене, но я узнал об их национальности только по их экзотическим фамилиям. В то время меня интересовало совсем другое. Например, поступление в Йельский университет, что мне удалось благодаря заветам моего деда Эжена, дальновидного человека, который до самой смерти надеялся, что его внуки выучатся. Из его внуков только я получил высшее образование.

Я не был блестящим студентом, но стал специалистом в области политических наук. Потом я защитил докторскую по Стратегическим ресурсам, а позже прошел курс в Дипломатической школе в Лондоне. Честно говоря, мне было нелегко добиться поступления в Академию в Вашингтоне, а позже поступить на дипломатическую службу.

Мне пришлось провести два спокойных года в посольстве в Париже, и лишь после этого меня пригласили для выполнения специальной миссии. Она состояла в том, чтобы выяснить, насколько реален проект строительства нефтепровода из Баку до Черного моря через Азербайджан и Грузию.

Потом на первый план вышла необходимость, о которой говорил Моно. Мне хотелось думать, что это назначение вызвано только моими профессиональными достоинствами, а не тем, что в моих жилах течет армянская кровь. Но я был не совсем прав. Оказалось, что здесь сошлось много случайностей.

Мне пришлось лететь из Анкары в Баку на рейсовом самолете. Конфликт в Азербайджане создал нестабильность в регионе, и я осознавал, что у меня могут быть проблемы. Но иного выхода у меня не было.

Самолет С-130 был более шумным и менее комфортабельным, чем коммерческие самолеты. Кроме того, я летел один, и никто не зашел ко мне в салон, чтобы предложить мне что-нибудь. Мне вручили небольшой переносной холодильник с кока-колой и несколькими бутербродами. Эти люди из Пентагона, видимо, должны были тратить бюджетные деньги на другие вещи.

В конце концов мы прибыли в Анкару на рассвете. Разница во времени с Вашингтоном восемь часов. Я падал от усталости, аэропортовые формальности, оказались, к счастью, короткими, и меня отвезли в гостиницу «Хилтон» на машине посольства. По пути мне повторили, что мне предстоит провести в городе сорок восемь часов. Здесь же мне передадут последние инструкции.

Я проспал глубоким сном почти весь день. В шесть вечера мне позвонили из посольства. Кто-то заедет за мной в гостиницу, и мы поедем ужинать в полвосьмого.

Приняв душ, я оделся так, как нарядился бы обеспеченный турист, и спустился в холл. Точно в назначенный час появилась женщина, в которой безошибочно можно было узнать американку. Служащий администрации указал на меня, и она направилась ко мне, изображая улыбку.

Она назвала себя Энн Кемпбел. Глядя на ее рыжие волосы и розовое, веснушчатое лицо шотландки, я почувствовал себя как дома. Мы присели на несколько минут и представились друг другу. Она предложила поехать в ресторан «Зенгер-паша» в старой части города. Я кивнул в знак согласия. Эта женщина могла везти меня куда угодно — она была красива и к тому же от нее исходила какая-то положительная энергия.

Уже в машине она сказала, что в посольстве занимает должность второго секретаря. Ей поручили занять меня во время моего пребывания в Анкаре. Снова улыбнувшись, она добавила, что это не самое неприятное поручение, которое ей приходилось выполнять.

Обстановка была самая располагающая, но больше всего меня поразил вид крепости. Находиться там и ужинать в столь приятной компании компенсировало напряжение тяжелого пути. В конце концов, это был далеко не худший вариант развития событий.

После ужина и долгого сидения за столом она проводила меня до гостиницы. Она сама предложила подняться в номер. Я действительно чувствовал себя совсем одиноко, и мне нечего было возразить. Мы распили бутылку турецкого вина, оно было исключительно дорогим, но нам показалось его мало.