Владислав Бахревский - Василий Шуйский

Все шарахнулись, потащили за собой Василия Ивановича. И было слышно, как, смеясь и ругаясь, зло и похабно, уходит на свою половину охотник, из силков которого вырвали добычу.

Василий Иванович сидел дома, не выходя на двор даже по нужде. В бадью оправлялся.

Прокрадались к нему от брата Дмитрия верные люди, сказывали: царица Мария день и ночь плачет, царь слуг посохом лупит. Ночами не спит, лицом сильно мрачен, подсаадашный нож на пояс повесил.

В словах чудился намек: Грозный может убийцу подослать, убрать нечаянного свидетеля неистовства… И хотя в свидетелях оказались все комнатные люди царевича Федора, Василий Иванович стал кольчугу под платье надевать.

Из головы птицы не шли, каких с колокольни видел… К Агию пора, на островок.

Пошла мыслишка ниточкой виться: кого из слуг взять, и не лучше ли прыснуть сразу в разные стороны, чтоб погоня обманулась, чтоб след потеряла навсегда.

Вдруг Годунов пожаловал.

— Царевна Ирина книгу тебе прислала, — положил перед Василием Ивановичем писания Григория Богослова, прибавил: — Не вздумай бежать. Себя погубишь и Андрея с Дмитрием. Терпи. Нынче туча — завтра солнце.

А назавтра и впрямь грянуло солнце: приехал по государеву приказанию Иван Петрович Шуйский.

Наместник Пскова был всего лишь вторым воеводой, уступая в старшинстве рода Василию Федоровичу Скопину-Шуйскому, хоть чин боярина тот получил на восемь лет позже.

Хандра в Старице тотчас испарилась, все близкие царю люди были званы в палату для совета. Князь Василий Иванович явился пред очи царя с душою воробушка, но с государя гнев сошел, и занят он был, выкинув из головы домашние дрязги, новым походом короля Батория.

Князь Иван Петрович стоял перед Грозным в пяти шагах, напрягая голос, говорил о псковской крепости:

— Стена со стороны Смоленской дороги, великий государь, сам знаешь, каменная, высокая, имеет пять башен, да беда — камень мягкий. Известняк. Такую стену недолго сшибить до подошвы. Я твоим именем, государь, приказал запастись бревнами да готовить впрок гуляй-города, чтоб было чем закрыть проломы. Со стороны речки Псковы — десять башен. Здесь поставлены князья Бахтияров-Ростовский да Лобанов. К каждой башне приписан сотник, своя дружина из горожан. Со стороны Гдова стена совсем небольшая, а на ней пять башен. Отсюда Баторий не пойдет. Самая длинная стена вдоль Великой. Стена там большею частью деревянная, но через реку перелезть мудрено. А вот зимой… когда лед нарастет…

— Ты что же, до зимы думаешь усидеть? — Грозный даже голову поднял в удивлении.

— Как Бог даст, великий государь. Съестных запасов приготовили мы с воеводой князем Скопиным-Шуйским на год. Ядер и пороха запасено, изволь приказать еще подвезти, покуда король Стефан мешкает.

— Так что ты про стену-то говорил, про деревянную?

— Приказали мы с Василием Федоровичем поставить другую стену, тоже деревянную, но набитую землей… Здесь смотрит и обороняет стену воевода Никита Очин-Плещеев. Вся псковская округа к войне тоже изготовилась.

— Округа много навоюет с Обатуром. Шапками закидает! — усмехнулся Грозный.

— Шапки все унесены, великий государь. Сено и все припасы забраны в города, и народ тоже в городах, за стенами. Как только королевское войско явится, все избы будут сожжены.

— Ты чего голос-то надрываешь? — сказал вдруг Иван Васильевич. — Иди сюда… Стул воеводе дайте!.. Садись. Все садитесь. Подумаем…

Иван Петрович постоял возле стула, помялся, но сел.

— Скажи, князь, что, ежели Обатур не на Псков навалится — на Великий Новгород? Новгород — кус жирнее, слаще.

— Король Стефан — воевода удачливый, — сказал, подумав, Иван Петрович. — А удачлив он своей осторожностью. Паны, может, и захотят под Новгород пойти, но король Стефан…

— Обатур! — хмыкнул Грозный.

— …поостережется. Твои государевы ратные люди в Порхове стоят, в Опочке, Себеже, Торопце, в Старой Руссе… во Пскове. Никакого подвоза не будет, а чтобы Новгород взять, на одни ядра подвод нужно не меньше десяти тысяч.

— Ты просишь пороха и ядер подвезти во Псков?

— Король Стефан меньше пятидесяти тысяч не приведет с собой. Пороха и ядер много понадобится.

— Ничего о войске своем не говоришь.

— Во Пскове тысяча конных детей боярских, полтысячи донских казаков атамана Михайлы Черкашена. Стрельцов, псковских и нарвских, две с половиной тысячи. Дворян столько же. Из сел пришли люди, горожане, холопы из дворянских дворен, монастырские люди… В чистом поле воевать таким числом со Стефаном-королем невозможно, а в крепости сидеть — терпимо.

Грозный окинул взглядом молчаливых советников. Сказал:

— Если король пойдет на Новгород, на тебя большая надежда, князь Иван Петрович. Отъешь ему, дракону, хвост, хребет ему сломай… А коли придется тебе в осаде сидеть, — Грозный сощурил глаза, и взор его стал пронзительным, — я тебе грамоту дам. Шерефединов, где ты?

Дьяк подошел с грамотой. Князь Иван Петрович встал, и Грозный, приняв у дьяка грамоту, передал князю.

— По счету ты меньше князя воеводы Василия Федоровича Скопина-Шуйского, но ты — мой дворовый боярин, твое слово во Пскове первое. Сколько можно, пришлю тебе ратников в помощь. Коли будет милость Господня, отсидишься. — Глаза Ивана Васильевича вспыхнули любопытством. — А скажи, где ты поставил великие пушки «Барса» и «Трескотуху», я их помню!

— Великий государь, стены Пскова на добрых восемь верст… «Трескотуха» — недалеко от Свиной башни, «Барс» — против Миколы-Любятинского монастыря, на Похвальском раскате.

— Отсель ждешь Обатура?

— Отсель, государь.

— Ну, ладно! В иное время пировал бы с тобой, а ныне поспешать надо… Отобедаем попросту, и езжай с Богом. Денег тебе дам…

Царь резко повернулся, поискал глазами Василия Ивановича и Андрея Ивановича. Поманил к себе.

— Ты, Иван Петрович, воевода, войной много раз испытанный, благослови сих Шуйских. Едут вслед за тобой в полки на берег. Оградить Москву от прихода хана. Князь Василий — в большой, а князь Андрей — в передовой.

— В Серпухов? — спросил Иван Петрович.

— В Серпухов, — сказал государь.

И была эта новость как гром для братьев Шуйских, но сей гром был живительный.

— Пришло ваше время! — Иван Петрович перекрестил и поцеловал сначала Василия, потом Андрея, поклонился государю.

— Спасибо за честь роду Шуйских.

Василий и Андрей упали на колени перед царем и воеводой.

— Да не оставит вас Господь Вседержитель! — сказал братьям Грозный.

Братья Шуйские еще в дороге были, торопясь к своим полкам, а к великому государю в Старицу уже летели челобитные дать суд на князя Василия. Челом ударил князь Михайла Одоевский: «Ему на государеве службе меньше князя Василья быть невместно».