Мишель Ловрик - Книга из человеческой кожи

Он всегда вел себя уважительно даже с теми, кто страдал недержанием или в клочья рвал на себе одежду, стремился показать ему дыры в своем нижнем белье или жаждал рассказать о том, что умеет ходить по воде, как и с теми, кто просто хотел подержать его за руку, чтобы через кожу ощутить исходящие от него доброту и великодушие. Вскоре падре Порталупи стал относиться к Санто-Спирито как к сыну и ученику, поскольку они понимали друг друга с полуслова в том, что касалось выбора правильных и сердечных методов лечения сумасшедших. Их часто можно было видеть вместе, расхаживающих по окрестностям и мирно беседующих друг с другом.

Поначалу я была в ужасе. Но Санто-Спирито безукоризненно соблюдал мой наказ о том, что он не должен оставаться со мной наедине. Впрочем, ему бы это и не удалось. Вход мужскому персоналу в мою комнату без сопровождения был строжайше воспрещен, а когда я покидала ее, то оказывалась в компании спокойных сумасшедших.

Мы не разговаривали друг с другом, потому что на людях я хранила молчание. Анна убедила Санто-Спирито в том, что ради нашей безопасности он не должен требовать от меня нарушить обет молчания.

Но Санто-Спирито иногда подходил ко мне, чтобы мягко поговорить о чем-нибудь с моими подругами, и тогда я буквально физически ощущала исходящее от него тепло. В тоне его голоса, не вслушиваясь в слова, я различала пение птиц и плеск фонтанов. А когда на краткий миг его глаза встречались с моими, я чувствовала себя так, словно он нежно и бережно дышит на мои веки. Я наслаждалась, полной грудью вдыхая его тепло, когда мои подруги задерживали его на несколько долгих минут своими невинными вопросами или пространными ответами на его собственные, потому что сумасшедшие, с которыми хорошо обращаются, не торопятся в описании своего состояния, дурных поступков и трагедии. Я не знала заранее, когда увижу его в окружении обожающих его пациентов в столовой, в саду позади церкви, в дверях операционной или подле аптеки. Я просто знала, что буду видеть его каждый день, так что теперь у меня появилась причина просыпаться по утрам.

По субботам Санто приходил в ostaria и рассказывал мне последние новости о Марчелле.

С каждым днем он узнавал ее все больше: то, как ее синие глаза по сто раз на дню меняют цвет в зависимости от освещения, что она любит есть, какой ветер нагоняет на нее тоску, а какой поднимает настроение.

– Если это не рай, – ликовал он, – то нечто очень близкое к нему.

Но в том, что он жил так близко от Марчеллы и в такой гармонии с ней, была своя горькая ирония. Как-то он объяснил мне с кривой улыбкой:

– Мы не можем пожениться, по крайней мере пока она официально числится сумасшедшей. Женщина, пребывающая не в своем уме, не имеет права подписывать брачный контракт. Да, но до тех пор, пока она формально считается помешанной, я могу быть рядом с ней каждый день.

А потом он принялся рассказывать мне, как отливают золотом ее волосы, когда их ерошит легкий ветерок, и как прекрасен ее профиль на закате, когда ее кожа обретает бархатистый оттенок лепестков розы, и прочие вещи, о которых так любят болтать счастливые влюбленные.

Однажды в моих видениях ко мне явилась прекрасная женщина, очень похожая на меня сложением, которая поливала розу. Она все поливала и поливала ее до тех пор, пока цветок не раскрылся, болезненно-белый, холодный и влажный на ощупь. В конце концов лепестки осыпались, оставив после себя почерневший бутон.

Пришли все обитатели монастыря, дабы в невыразимой печали оплакать гибель прекрасной розы с лепестками белыми, как кожа сестры Софии. Только я одна (потому что на самом деле это была именно я) сохраняла самообладание, держа в руке лейку, дабы показать, что все происходящее случилось по моей воле. С важным видом я стояла над цветком до тех пор, пока почерневший бутон не отломился от стебля. А плачущим монахиням я заявила:

– Уразумейте смысл этой аллегории – в этом преходящем мире вы должны пожертвовать всем, что любите, ради вечного спасения.

Но все сладострастные сестры, и Рафаэла в первую очередь, лишь облили меня презрением за то, что я погубила розу. Я стояла, бледная и молчаливая, пока они оскорбляли меня, впитывая их ругань так, как роза впитывала воду.

В этом сне сестры Софии нигде не было видно. Словно она умерла. Я проснулась в таком поту, что у меня нет слов описать его.

Но вдруг в нашей деревне появился грубиян. Впоследствии оказалось, что это был неуравновешенный и одновременно очень хитрый преступник, который приплыл на Сан-Серволо исключительно ради того, чтобы причинить вред сумасшедшим женщинам. Падре Порталупи как раз отбыл консультировать в соседнюю больницу ордена Fatebenefratelli, когда этого доктора Фланжини частным порядком рекрутировал хирург-священник. А у Санто не было никакой возможности распознать преступные намерения Фланжини и защитить нас от него, поскольку все случилось слишком быстро, прежде чем у кого-либо успели появиться подозрения.

В свой первый день на острове доктор Фланжини отпустил сиделок и выстроил в ряд всех спокойных сумасшедших женского пола. Он прошелся взад и вперед вдоль ряда, поглаживая по рукам пациенток, которым еще не исполнилось тридцати. Дойдя до конца ряда, он остановился на мгновение, повернувшись к нам спиной. Плечи у него затряслись. Когда же он обернулся, я заметила тень смеха у него на лице.

«Этот человек притворяется, он самозванец, – поняла вдруг я. – Фланжини – уважаемое семейство. А его самого никак нельзя назвать таковым. Падре Порталупи уехал. Где же Санто?»

Впервые я ощутила приближение опасности. Я почувствовала резкую боль в мочевом пузыре, а тыльные стороны ладоней у меня закололо, будто иголочками.

– Те, кого я касался, – внезапно проревел он, – шаг вперед! Он приказал нам следовать за ним в ординаторскую.

– Встаньте в очередь, – властно распорядился он. – Заходить по одной, – предостерег он нас и скрылся внутри.

Вскоре из ординаторской вышла Марта, глядя прямо перед собой. Фабриция выскочила раскрасневшаяся, как маков цвет. Люсиетта появилась вся в слезах. Мы окружили их и стали обнимать, чтобы утешить, но они отказывались рассказывать нам что-либо. Они замкнулись в своем неописуемом отчаянии.

Я решила отправиться за помощью.

Но где же Санто? Скорее всего, он находился на дежурстве в дальней операционной. Даже если он не оперировал сам, его частенько приглашали туда подержать за руку и успокоить пациентов.

В этот момент я была готова обратиться даже к medico-religioso, [102] чей кабинет располагался неподалеку. Но тут дверь ординаторской со скрипом отворилась и чья-то рука схватила меня сзади за шиворот, едва не задушив. Доктор Фланжини втащил меня внутрь. Я с беспокойством огляделась и увидела, что в комнате нет сиделки, которая обычно присутствовала при частных беседах врачей с пациентками.