Николай Алексеев - Лжедмитрий I

Иногда экипаж гремел колесами по мощенным булыжником мостовым, останавливался ненадолго в маленьких городишках и снова трогался. В одной из деревень вылезли обе старухи с корзинами, так и не проронив ни слова ни купцу, ни епископу.

Всю дорогу Витт выглядывал в окошко и радовался. Пятый год настал, как перебрался купец из Германии в Московию, и когда доводилось ему по торговым делам приезжать на родину, то дальше Любека и Гамбурга не бывал.

Витт жил в Московии, и там, в Немецкой слободе, у него жена, домик, однако Русь он не любил. Если бы не нужда, разве переселился бы Франц? В России московские цари иноземным купцам разрешили вести торг беспошлинно, щедро одаривали деньгами. Витт приехал в Россию нищим, с пустым кошелем, а теперь торг ведет широко. А все началось с тех четырехсот серебряных рублей, какие выделил Францу на обзаведение царь Борис…

Епископ кашлянул. Купец повернул голову. Перебирая янтарные четки, епископ из-под нависших бровей пристально разглядывал Франца.

— Господин едет в Берлин? — спросил епископ.

— Нет, преподобный отец, я купец, добираюсь в Краков.

— О-о! В таком случае по пути, — сказал епископ. — Будем коротать время вдвоем, если дорогой к нам никто не подсядет.

Наклонившись, епископ вытащил из-под ног маленькую корзиночку, достал лепешку, кусок жареной говядины и, накрыв колени сальфеткой, разложил еду.

— Отведаем, что Бог послал.

Витт тоже развернул сверток с провизией и, разломив курицу пополам, протянул епископу.

Ели не спеша, запивая кислым вином из глиняного кувшина. Наконец вытерли руки. Епископ сказал:

— Я епископ Рангони, легат [18] Уполномоченный римского папы. папы при польском короле Сигизмунде. А достопочтенный купец живет в Гамбурге?

— Нет, преподобный отец, я живу в Московии.

— О-о! — Губы епископа сложились трубочкой, и в маленьких настороженных глазках блеснуло любопытство, — Уж не сменил ли достопочтенный купец вместе с отечеством и истинную веру на веру московитов?

— Нет, преподобный отец, русы иноземцев к своей вере не неволят.

— Говорят, Россия дикая страна и по улицам ее городов бродят медведи.

Витт усмехнулся:

— Преподобный отец, зачем в Московии медведям жить в городах, когда для того есть леса? А те русы, какие водят медведей по городам, — так это для забавы.

Перевел разговор, спросил:

— Преподобный отец францисканец? [19] Католический орден.

Епископ обидчиво фыркнул:

— Меня зовут Игнатием в честь Игнатия Лойолы. Настоящий католик должен помнить, имя это носил тот, кто шестьдесят лет назад основал орден иезуитов [20] Воинствующий католический орден, главное орудие папства. Девиз иезуитов: «Цель оправдывает средства», шпионаж, тайные убийства, вмешательство в дела других государств — методы деятельности ордена иезуитов во благо католической церкви. . Я принадлежу к нему, его слуга, его воин! — Епископ вскинул руку, указал пальцем вверх. Узкий рукав сутаны перехватил у запястья розовую мясистую руку.

Франц оторопел. Он хорошо наслышан об иезуитах. У ордена большие уши и длинные руки. «Уж не подослан ли ко мне этот епископ Игнатий?» — подумал испуганно купец и тут же постарался успокоить себя: он говорил, что легат папы при польском короле…

Спросил вслух:

— Преподобный отец тоже из Гамбурга?

— Нет, я приехал сюда из Ватикана и отныне стану жить в Кракове.

Витт склонил голову. Епископ чуть подался к нему, сказал вкрадчиво:

— Достопочтенный купец расскажет, как живет царь московитов и есть ли у него враги? Правда ли, что в Московии голод и мор, а от того разбои великие?

Глаза епископа Игнатия буравят Франца, а речь тихая, льется елеем.

— Когда я покидал Русь, преподобный отец, то слышал, будто душевным недугом страдает царь Борис. Есть подле него князья и бояре, им недовольные, и хотя царь Борис таких в темницу бросает и в монастыри ссылает, но крамольников не унял. А еще слухи ходили, царевич Димитрий жив.

— О-о! Это интересно! И от кого слышал купец о царевиче Димитрии?

— По Москве такие разговоры велись, да ныне вот уже два лета как унялись. Что же до разбойного люда, то в России его множество.

— А все за грехи московитов. Не по вере Христовой живут. В вере католической их спасение!

Епископ молитвенно сложил руки на груди:

— Амен!

— Амен! — повторил Витт и тайком от епископа провел ладонью по защитному письму.

Краснощекий, усатый канцлер Сапега вдругорядь перечитывал письмо князя Голицына. Францем Виттом канцлер ответно передал для Голицына всего одно слово: «Ждем!..» Князю Василию с друзьями этого достаточно. За ним кроется многое…

«Канцлеру литовскому Сапеге Льву, сыну Иванову, — приглаживая пышные, но уже седые усы, читал Сапега. — Пишет тебе князь Василий, сын Василия. Как был ты у нас на Москве с посольством, то помнишь нелюбезность к твоей милости царя Бориса и всех Годуновых. И мы с тобой ту обиду разделяли».

Сапега нахмурился. Нет, он не забыл, как бесчестил его Годунов.

«…Говаривал ты, — читал дальше Сапега, — что царь Борис разве царь! А мы таковое от тебя слыхивали и поддакивали. Но в ту пору мы тебе не открывались в своей тайне. Молва о ней ходила, но истину знали немногие. Жив царевич Димитрий. Сохранил его Господь для Руси. Многие лета под великим страхом укрывали его верные люди. Под чужим именем живя, терпел он нужду и унижения. В Угличе же зарезали не царевича, а другого отрока. Годуновых обманули, сказав, что Димитрий убит. Кабы Борис знал о том, он бы подослал к царевичу новых убийц. Годунов на царский трон давно сесть вознамерился и потому на Димитрия нож точил.

Теперь, князь Лев Иванович, настал час кланяться королю польскому, ибо дале укрывать на Руси царевича нет мочи. Борисовы слуги кровожадны, сыскать могут и живота лишить.

Кланяемся мы тебе, канцлер, коли будет твоя ласка и явится к тебе наш законный государь, прими его, определи к верным людям, пусть живет до поры под тем именем, с каким жил доныне. А когда настанет час, объявится сыном царя Ивана Васильевича Грозного…»

Прищурился канцлер Сапега. В хитрых глазах огоньки лукавые, на губах усмешка. В живого Димитрия он не верил, но раз русские князья замыслили выпустить на Годунова кровавый призрак царевича, он, Сапега, не против. Ко всему, если вспыхнет на Руси смута, Польше и Литве это на руку.

Инок Григорий. «Не Отрепьев ты, а царевич Димитрий». У патриарха Иова. Отрепьев уходит за рубеж. «Подтверди, князь Шуйский». У канцлера Сапеги. В корчме. «Не посадим ли на царство худородного?» Болезнь государева.

А в Чудовом монастыре, в келье, что рядом с кельей архимандрита Пафнутия, два года назад поселился невысокий, слегка припадавший на одну ногу молодой монах Григорий Отрепьев. Хромота у него сызмальства, сам не ведает, отчего приключилась. Уродство невелико, а все ж изъян заметен.