Гор Видал - Сотворение мира

— О мой дорогой варвар, эта мысль о деятельности порождает все беды! Не делай ничего! Это лучшее из деяний. Оставайся в состоянии ничегонеделания. Брось себя в океан существования. Забудь, что ты считаешь добром и злом. Поскольку ничего не существует в отрыве от вещей, забудь о связях. Пусть все само заботится о себе. Освободи свою душу. Стань безмятежным, как цветок, как дерево. Потому что все истинное возвращается к своим корням, само того не сознавая. Все истинное — бабочка, дерево — в своем незнании не покидает первозданной простоты. Но стань они сознательными, как мы, и они потеряют свою естественность. Они потеряют Путь. Для человека совершенство возможно лишь во чреве матери. Тогда он похож на глыбу, которой еще не тронул резец скульптора и не испортил ее. В жизни человек, нуждающийся в других, всегда скован. Кто сам нужен другим, всегда печален.

Но я не мог принять учение Учителя Ли о бездеятельности, как не смог в свое время постичь желанности буддийской нирваны.

Я спросил его о реальном мире — или о мире вещей, поскольку слово «реальный» могло вдохновить даосского мудреца на серию самодостаточных вопросов о природе реального.

— Я понял вас. Или начинаю понимать, — добавил я поспешно. — Я не могу следовать Пути сам, но вы дали мне его увидеть. Я ваш должник. А теперь давайте поговорим практически. Государством нужно управлять. Как это возможно, если правитель исповедует у-вэй?

— Существует ли такой совершенный правитель? — вздохнул Учитель Ли. — Суета мира вещей мешает сосредоточиться на Пути.

— Правители могут лишь мельком увидеть Путь, по которому идет мудрец. — Полусонный Шэ-гун был очень доволен собой. — И все же мы чтим ваш труд. И скорбим о собственном суетном положении. И ждем, когда вы поведаете нам, как править народом.

— Идеально, почтенный владыка, было бы мудрому монарху опустошить умы подданных и наполнить желудки. Нужно ослабить их волю и укрепить кости. Имея мало знаний, люди и желают мало. Если они мало желают, они не будут делать ничего для человека неестественного. И добро распространится по миру.

Как государственная доктрина это мало отличалось от воззрений Хуаня.

— Но если человек приобретет знания, — с величайшим почтением заметил я, — и если он захочет изменить свой жребий — или даже изменить само государство, — что ответит ему мудрый монарх?

— О, монарху следует убить его, — улыбнулся Учитель Ли; между двумя длинными резцами виднелись лишь темные десны. Он вдруг напомнил мне спящих у нас над головой летучих мышей.

— Стало быть, следующие по Пути не возражают против лишения человека жизни?

— Почему они должны возражать? Смерть так же естественна, как жизнь. Кроме того, умерший не исчезает. Нет, совсем наоборот — уйдя, он становится недосягаем для всякого вреда.

— А его душа возродится вновь?

— Определенно пыль снова соберется в некую форму. Но, пожалуй, это нельзя назвать возрождением в вашем смысле.

— А что происходит, когда души умерших уходят к Желтым Родникам? — спросил я.

Когда кто-то умирает, простые китайцы говорят, что он ушел к Желтым Родникам. Но когда я пытался выяснить, что это такое и где находится это место, то получал довольно невразумительные ответы. Из этого я понял, что выражение о Желтых Родниках очень древнее; оно напоминает что-то вроде мест вечного заточения, как царство Аида у греков. И суда не будет. Добро и зло ждет одна участь.

— Мне кажется, что Желтые Родники повсюду. — Учитель Ли ударил левой рукой по правой. Магический жест? — А коль они повсюду, то никто не уходит к ним, поскольку уже там. Но, конечно, человек рождается, живет, умирает. Хотя он и является частью целого, факт краткого существования склоняет его сопротивляться целостности. А мы следуем Пути, чтобы не сопротивляться целостности. И теперь ясно всем, или почти всем, — он поклонился в мою сторону, — что, когда тело распадается, душа, — он похлопал себя по животу, — исчезает тоже. Тем, кто не исповедует Путь, эта мысль кажется невыносимой, даже ужасной. Но мы не пугаемся. Поскольку мы отождествляем себя с космическим процессом, то не сопротивляемся вечно неизменному. Перед лицом и жизни, и смерти человек совершенный не делает ничего и точно так же истинный мудрец не порождает ничего. Он просто созерцает Вселенную, пока сам не станет Вселенной. Это мы называем таинственной погруженностью.

— Ничегонеделание… — начал было я.

— …Это безмерная душевная работа, — закончил Учитель Ли. — У мудрого человека нет стремлений. И поэтому он не терпит неудач. А кто не терпит неудач, всегда добивается успеха. А кто всегда добивается успеха, тот всемогущ.

— На это нет ответа, Учитель Ли, — сказал я.

Я уже привык к таким круговым доводам, которые для афинян то же, что колесо учения для буддистов.

К моему удивлению, Шэ-гун посмел возразить Учителю Ли в вопросе, как лучше всего управлять государством.

— Конечно, — сказал он, — кто следует Пути, тот всегда возражает против смертной казни на том основании, что никто не имеет права объявить другому такой страшный приговор. Это совершенно противоречит у-вэю.

— Многие следующие Пути согласны с вами, почтенный владыка. Но лично я не вижу здесь логики. В конце концов, природа безжалостна. Природа безразлична. Должен ли человек отличаться от природы? Конечно нет. Тем не менее во мне находит отклик замечание, что, может быть, лучше дать нашему миру идти своим путем и не управлять им вовсе, поскольку действительно хорошее управление невозможно. Всем известно, что чем больше хороших законов издает правитель, тем больше появляется воров, чтобы их нарушить. И всем известно, что, когда правитель берет слишком много налогов для своих нужд, народ начинает голодать. И все же он всегда берет, и народ всегда голодает. Так что давайте жить в совершенной гармонии с миром. Не будем издавать никаких законов и будем счастливы.

— Без законов не может быть счастья, — твердо сказал я.

— Возможно, — весело согласился Учитель Ли.

— Я уверен: должен быть какой-то правильный способ управлять, — настаивал я. — Определенно все мы хорошо знакомы с неправильными способами.

— Без сомнения. Но, в конце-то концов, как знать?

При каждом доводе старик гнулся, как тростник.

Меня уже начало покидать терпение.

— А что человек может знать? — спросил я.

Ответ последовал мгновенно:

— Человек может знать, что быть на Пути — значит быть на небесах, то есть — неуязвимым. Человек может знать, что если он овладел Путем, то, хотя его тело и перестанет существовать, сам он уничтожен не будет. Путь вроде неиссякаемой чаши, которую не нужно наполнять. Все сложное становится простым. Все различия сливаются, противоположности приходят в гармонию. Путь — это спокойствие и сама вечность. Лишь прильни к целому .