Гор Видал - Сотворение мира

— Мой драгоценный, мы знаем, знаем! И вы расскажете нам о Дарии, когда мы примем вас при дворе со всей подобающей пышностью. Тогда и только тогда мы примем посланца — нет, посла! — персидского царя, чье присутствие в долине Инда так обеспокоило нас всех. Но сейчас мы просто два старика, желающие следовать по пути восьми изгибов. Как царь, я не могу пройти по нему столь далеко, как мне того хочется. Но к счастью, теперь я архат, а вот Шарипутра необыкновенно близок к просветлению.

— Мой драгоценный, вовсе нет! Я служу Будде и нашей секте, понемножку…

— Слушайте его, Кир Спитама! Это Шарипутра создал секту. Это он создал все правила. Это он следит, чтобы все сказанное Буддой не было забыто. И Шарипутра сам помнит каждое слово, произнесенное Буддой с того дня в Оленьем парке в Варанаси.

— Мой драгоценный, вы преувеличиваете! Это Ананда, а не я помнит каждое слово. Все, что сделал я, — это переложил слова в стихи, этому может научиться и маленький ребенок. — Он обернулся ко мне: — Вы поете, мой драгоценный?

— Нет. То есть плохо.

Я чувствовал, что схожу с ума. Мне не верилось, что один из этих стариков правит страной, по величине равной Египту, а другой — глава всех буддистов. Они поразили меня своей простоватостью.

— Я вижу то, чего вы не видите, — сказал Пасенади. — Но вы устали. И все равно вы захотите узнать эту историю. В свое время в Шравасти приехала молодая дама. Она сказала, что из рода Гаутамы, как и сам Золотой. О, я затрепетал! Когда мы поженились, просветленный открыл мне, какую милую шутку со мной сыграли. Очевидно, правители Шакьи не хотели смешивать свою благородную кровь с царским домом Кошалы. И в то же время они не хотели меня обидеть. И послали мне обычную проститутку. И я на ней женился. Но когда все раскрылось, рассердился ли я, а, Шарипутра?

— Вы были в ярости, драгоценнейший!

— О нет, не был! — Пасенади был уязвлен.

— Да, были. Вы так бушевали, что мы за вас испугались.

— Наверное, вам показалось !

— Мой драгоценный, вы рассердились!

— Мой драгоценный, нет!

Чья-то милостивая рука стерла из моей памяти окончание этой сцены. Наверное, я упал в обморок.

Персидское посольство заняло маленький особнячок в конце дворцового сада. От дворца нас отделяли фонтаны, цветы, деревья — и тишина. Даже павлины не издавали ни звука, — им подрезали языки? — а компания священных обезьян безмолвно взирала на нас с ветвей. В центре великого города царь создал лес отдохновения.

Мне дали неделю, чтобы подготовиться к официальному представлению царю. Принц Джета не отходил от меня. Он пригласил меня к себе домой — в высокое здание с видом на реку. В культурном обществе принца встреча с двумя выжившими из ума стариками стала казаться горячечным бредом. Но когда я рассказал ему о приеме у царя Пасенади, его это позабавило и встревожило.

— Это похоже на старика, — сказал принц.

Мы сидели на крыше. Когда солнце село за смутно вырисовывающиеся голубые холмы, облака приняли странную форму: они полосками расположились на небосклоне — предвестие сезона дождей. Небесный купол над Индией таинственным образом стал выше — обман освещения? Не знаю причины, но эффект устрашающий, унижающий человека.

— Распад государства объясняется поведением Пасенади?

— Все не так страшно, — уточнил принц Джета. — Кошала по-прежнему великая страна. Пасенади остается великим царем.

Я одними губами спросил:

— Шпионы?

Принц Джета кивнул. Но, возвращаясь к теме, пояснил:

— Дело в том, что Пасенади одновременно и архат, и царь, а одно с другим очень трудно сочетается. Я знаю это по собственному скромному опыту.

— Что такое архат?

— Само слово означает «убивший врага», в данном случае — свои человеческие желания.

— Как Будда.

— Если не считать того, что архат продолжает существовать, а Будда пришел и ушел. Некоторые считают, что раз Шарипутра не уступает Гаутаме в святости, то он тоже достиг нирваны. Но это невозможно. Будда всегда единственный — в данный момент времени. В прошлом было двадцать три будды. В будущем будет еще один будда, последний в этом временном цикле.

— Шарипутру в самом деле считают… святым?

— О да! Насчет Пасенади могут быть сомнения, но насчет Шарипутры — нет. После Будды он ближе всех к освобождению. И потом, он сам создал секту. Это он дал монахам правила. Теперь он и Анаида собирают все высказывания Будды.

— Они записывают его слова?

— Разумеется нет. Зачем?

— В самом деле, незачем.

Тогда я верил, что если святые слова записать, они потеряют свою силу. Я верил, что слова Мудрого Господа должны жить не в письменах на коровьих шкурах, а в умах истинно верующих. К сожалению, мне не удалось объяснить это моим бактрийским родственникам-зороастрийцам, перенявшим у греков манеру все записывать.

Демокрит считает, что первые религиозные трактаты появились в Египте. Кто знает? Да и кому до этого дело? Я по-прежнему думаю, что, записывая гимны и святые повествования, неизменно снижаешь религиозное чувство. Определенно нет ничего более волшебного, чем религиозные повествования, заповеди и молитвы, твердимые в уме, как нет ничего лучше человеческого голоса, когда он вызывает из уголков памяти слова Истины. С годами, правда, я изменился. Теперь я хочу полностью записать слова моего деда по той простой причине, что, если мы, еще живущие, не сделаем этого, это сделают другие и истинный Зороастр исчезнет под кипами исписанных воловьих шкур.

Безо всяких церемоний к нам на крышу забрался статный мужчина лет сорока. Он был в полном вооружении и шлеме, казавшемся золотым. Принц Джета упал на колени, я опустился на одно колено, догадавшись, что это Вирудхака, наследник трона.

Вирудхака поспешил поднять нас. Грациозным жестом он усадил нас на диван.

— Официально мы встретимся завтра, уважаемый посол. Но я подумал, что было бы приятно увидеться вот так, вместе с нашим благородным другом.

От имени Великого Царя я согласился, а краем глаза рассматривал принца. Мой ум занимало три вопроса: в самом ли деле он замышляет отцеубийство? Если да, то удастся ли оно? Если удастся, что это будет значить для Персии?

Не догадываясь о моих тревожных мыслях, Вирудхака задавал множество умных вопросов о Персии. После Бимбисары он был первым высокопоставленным индийцем, понимающим степень могущества Великого Царя.

— Судя по всему, Дарий близок к тому, чтобы стать тем самым вселенским монархом, о котором так долго твердят.

— Мы и считаем его вселенским монархом, достойный принц.

Небо уже утратило всякий цвет. В высоте парили и ныряли ночные птицы. В воздухе пахло дождем.

— Но включает ли его вселенная и Кошалу? А республики? А Магадху? А юг Индии? А земли там, за горами? — Он указал на темнеющие вдали Гималаи. — Есть еще Китай — целый мир, более обширный, чем Персия и все западные страны, вместе взятые. Должен ли и Китай подчиниться вселенскому монарху?