Юрий Щеглов - Победоносцев: Вернопреданный

Я приведу речь Константина Петровича почти целиком — с небольшими исключениями, и она лучше прочего — разбора его сочинений, поступков, писем и других доказательств — раскроет, чем он жил, что думал и о чем мечтал в проклятые мартовские иды. Мы узнаем из подлинных слов подлинные намерения обер-прокурора, просветим, как рентгеном, кристаллический фундамент будущих деяний, увидим воочию и поймем, чем подкреплялась бескомпромиссность и нежелание уступать прогрессивным экстремистам, с презрением отвергнув либерально-демократический шантаж, чуть подкрашенный в розовые европейские тона.

Егор Абрамович прежде обратил внимание на внешность поднявшегося с места обер-прокурора. Константин Петрович стоял перед почтенным собранием бледный, как полотно, и, очевидно, взволнованный. Но начал он уверенно и определенно: «Ваше величество, по долгу присяги и совести я обязан высказать вам все, что у меня на душе». Сама лексика обер-прокурора отличалась от привычной, бюрократической, употребляемой в серьезных дискуссиях и даже торжественных случаях. Мог ли такое выражение поставить в преамбулу своей речи Алексей Александрович Каренин, как утверждали, близкий по типу родственник Победоносцева? Да никогда в жизни! Каренин и душа! Смешно и грустно! Понимал ли сам граф Толстой человека, к которому обращался с просьбой передать личное письмо государю? Ни в коей мере, по-моему, ни в коей мере, хотя и звучит сие отчасти кощунственно.

— Я нахожусь не только в смущении, но и в отчаянии.

Ни один из присутствующих не был способен на подобную опасную искренность, а ведь по общему признанию, в том числе и врагов, которые именовали Константина Петровича китайским мандарином, он не умел и не любил актерствовать.

— Как в прежние времена перед гибелью Польши говорили: «Finis Poloniae», так теперь едва ли не приходится сказать и нам: «Finis Russiae».

Возникновение образа Польши — примечательный факт. Обер-прокурорский пример не формален и не риторичен. Он историчен, многослоен и не случаен. Польша жила неустройством, страдала от внутренних конфликтов, противоречий и отсутствия соборности. Пример Польши — пример страны, принявшей раньше Франции конституцию, и судьба Польши, по невысказанному мнению сейчас Константина Петровича, есть судьба конституционного государства. Вот куда уходит корнями поминание обер-прокурора о Польше. Не случайно оно, не случайно!

— Нам говорят…

Это говорит Лорис-Меликов с Абазой при существенной поддержке хозяина Мраморного дворца великого князя Константина Николаевича, в согласии с Милютиным и при тайном одобрении Валуева.

— Нам говорят, что для лучшей разработки законодательных проектов нужно приглашать людей, знающих народную жизнь, нужно выслушивать экспертов. Против этого я ничего не сказал бы, если б хотели сделать только это. Эксперты вызывались и в прежние времена, но не так, как предлагается теперь.

«Он не станет играть в прятки», — подумал, наверное, Перетц. «Он более склонен к полицейским методам в административной жизни», — мелькнуло у Валуева, и в том у меня нет ни малейшего сомнения — иначе Валуев и не мыслил, памятуя прежние формулировки Константина Петровича. Валуев, безусловно, прибавил про себя: «И он эти методы будет применять с азиатской, а точнее — с китайской жестокостью».

— Нет, в России хотят ввести конституцию, и если не сразу, то по крайней мере сделать к ней первый шаг…

Желали ли того Лорис-Меликов и Абаза? Мечтал ли о конституции великий князь Константин Николаевич? Бесспорно! Ароматный воздух Европы щекотал им ноздри. Они не оглядывались на черноземный Тамбов да на заледеневшую Сибирь, на каленые степи Малороссии и гремучие ущелья Кавказа, на бескрайнюю приокеанскую тундру и кандальный остров Сахалин. Их дальний родич по сердечным устремлениям Милютин мечтал, я так предполагаю, быстрее превратить Россию в мировую военную державу. Представительные органы власти проголосуют за массированные финансовые вливания в оружейную промышленность с первого предложения. Вдобавок министр финансов Абаза — давний приятель его покойного брата. Мария Агеевна — вдова брата — родная сестра Александра Агеевича, ловкого биржевика, сумевшего без сучка и задоринки провести отмену соляного акциза. Либералы за то Абазу на руках носили. Русскую казну подорвал основательно. Конституция ему руки развяжет. Биржа начнет управлять страной. Обыватель с утра — нос в газету: каков курс? Товарно-сырьевая биржа начнет определять судьбу народа-богоносца. А самодержца удел — не править, а царствовать, потом посмотрим: будет выгодно — сменим на президента, мягко, без шума и пальбы. Деньги — большая сила. Милютин — из колеблющихся, за ним шеренга генералов, а генералы — опора трона. Однако деньги нужны, надо развивать промышленность, шить сапоги и мундиры, запасаться провизией, открывать конные заводы и юнкерские училища. Деньги нужны, деньги. Абаза сулит — и крупные!

— А что такое конституция? — сел на своего конька обер-прокурор. — Ответ на этот вопрос дает нам Западная Европа…

Да, что такое конституция? Присутствующие, как по команде, напряглись, и даже кое-кто наклонился вперед, невольно упершись локтями в малиновое сукно. Лорис-Меликов и Абаза — с двух сторон — скосили поднятые кверху глаза — из-под бровей — на Константина Петровича. Лорис-Меликов — без особого выражения, как бы пуговичные, но по-армянски маслянистые, будто приветливые, нераздраженные и обманчиво согласительно-понимающие, а Абаза — маленькие, юркие, подвижные, острые, как у азиатского купца-хитрована.

Великий князь Константин Николаевич снял пенсне и принялся небрежно протирать огромным батистовым платком. Все знали: коли брат покойного императора снимал пенсне — слух у него становился тонким и цепким.

— Да, — и он пошевелил мясистыми алыми губами, — так что же такое конституция?

Вопрос великий князь произнес, скорее, про себя.

— Конституции, там существующие, — продолжал Константин Петрович, прямо вперив взор в бывшего воспитанника, стараясь передать ему и свои знания, и свой опыт правоведа, и свой сердечный трепет — суть орудие всякой неправды, орудие всяких интриг.

«Он сразу взял быка за рога», — произнес мысленно наш стенограф Перетц. Конституция даст парламент, а парламент погрязнет в драках и партийных комбинациях. Пушкин и Жуковский смеялись над французским парламентом и избранными депутатами. Перетц человек культурный, круг ассоциаций обширен. Дантес был членом парламента. И граф Морни! Никто никогда ничего не слышал об английской конституции, а как живут!